| |||
Сочинение: А.С. Пушкин на Кавказе
А.С. Пушкин Еще при жизни великого поэта Александра Сергеевича Пушкина (1799–1837) современники называли его имя в ряду славных имен, составляющих гордость великой русской нации. «Это был… не только великий русский поэт своего времени, но и великий поэт всех народов и всех веков… слава всемирная», - так восторженно писал о А.С. Пушкине известный критик В. Белинский. На долю поэта выпала задача огромной культурно-исторической важности, казалось бы, непосильной для одного человека, но гигант Пушкин с этой задачей справился блестяще, ибо творческий путь его был стремителен и плодотворен. Первое стихотворение Пушкина появилось в печати, когда поэту исполнилось 15 лет, а в возрасте 37 лет его уже не стало… А.С. Пушкин побывал на Кубани всего один раз, во время своей поездки на Кавказ с семьей генерала Николая Николаевича Раевского-старшего. Весной 1820 года поэт был выслан из Петербурга за участие в кружке Вместе с генералом ехали на Кавказ и его младшие дети: дочери Софья и В одной из бедных хижин Екатеринослава Николай Раевский-младший и
обнаружил больного Пушкина. По просьбе Николая штаб-лекарь Рудаковский,
который сопровождал генерала на Кавказ, осмотрел больного поэта и прописал
ему курс лечения, а Николай упросил грозного родителя взять Пушкина с собою
на Кавказ. Будучи человеком довольно либеральных взглядов, генерал Двадцатилетний поэт с большой радостью воспринял известие, что ему разрешена дальняя поездка. В конце мая семейство Раевских вместе с Пушкиным переправилось через широкий Днепр невдалеке от коварных порогов, где некогда обреталась запорожская вольница, впоследствии воспетая с великим вдохновением Н.В. Гоголем. Путешествия в те годы были лишены самых элементарных удобств, они были к тому же длительными и тяжелыми, поэтому в жизни людей, их совершающих, оставались большими событиями и запоминались на всю жизнь. Никакого транспорта тогда, кроме лошадей, не существовало. На почтовых станциях часто не только нельзя было достать продукты, но и даже получить стакан чаю. Поэтому бывалые люди везли с собою провиант в специальных ящиках- погребках; самовары, угли к ним, а кто победнее, те обходились простыми чайниками. Поезд Раевских состоял из открытой коляски с откидным верхом и двух четырехместных карет. В одной карете ехали дочери с бонной мисс Мяттен и компаньонкой дочерей татаркой Зарой, которую все звали Анной Ивановной. Во второй карете ехал сам генерал с доктором, а Николай с Пушкиным впереди, в упомянутой коляске. На почтовых станциях при замене лошадей было слышно, как ямщики говаривали: «Второй Спас яблочком разговляется»; «На второй Спас и нищий яблочко съест»; «Спас любит нас». В те же дни отмечался и Успенский пост, когда на трапезе разрешалось пить вино и кушать рыбу. Все это на базарах можно было купить у веселых казачек. Путешественники, особенно молодые мужчины, делали это с особым удовольствием. Пушкин прибыл на Кавказ не с пренебрежительностью, с которой приезжали сюда многие русские дворяне, а с любовью русского народа к многочисленным народам Кавказа. И покидал его не как пресыщенный завоеватель, а с душевным восторгом, который возник в нем под влиянием величавой природы Кавказа, и гуманным чувством к населяющим его горцам, ведущим борьбу за свою независимость. Вскоре генерал Раевский известил командующего войсками на Кавказской
линии генерала К.К. Сталя и войскового атамана Черноморского казачьего
войска полковника Григория Кондратьевича Матвеева, что он будет следовать в Одновременно генерал Раевский обратился с просьбой и к наместнику К этому предписанию был приложен маршрут движения, по которому проехал
по Черномории, как в те годы называли Область Войска Черноморского, генерал «Выписка из маршрута Господина Главного Директора путей сообщения От Ставрополя до Прочного Окопа – 70 верст (р-н г. Армавира. – В.С.) до Царицынской – 15 верст (х. Северо-Кавказский. – В.С.) до Григориполлис – 15 верст до Кавказской – 30 верст. 13-го сентября ночлег до Казанской – 28 верст до Тифлисской – 15 верст до Усть-Лабинской – 17 верст до Корсунской – 30 верст до Екатеринодара – 18 верст. 14 сентября ночлег до Копанской – 30 верст (х. Копанский. – В.С.) до Мышастовской – 18 верст (ст. Ново-Мышастовская. – В.С.) до Кара-Кубанской – 24 версты (х. Водный. – В.С.) до Копыла – 20 верст (г. Славянск-на-Кубани. – В.С.) до Калауса – 28 верст. 15 сентября ночлег (у ст. Анастасиевской. – В.С.) до Курки – 25 верст (х. Красный Октябрь. – В.С.) до Темрюка – 18 верст до Сенной – 17 верст до Фанагории – 26 верст. 16 сентября ночлег (ст. Тамань. – В.С.) Возвратимся в жаркий день 5 августа, когда Раевские оставили Кавказ и
выехали на бывшую Азово-Моздокскую дорогу. И она повела Раевских уже на юг
по косогорам и сухим лощинам и через несколько часов вывела к станице Если на Кавказ Раевские ехали днем и ночью, то теперь от Ставрополя
они передвигались только днем, да еще с конным конвоем. С заходом солнца История ничего не оставила нам о пребывании в крепости Прочный Окоп
семейства Раевских и молодого Пушкина. Ни комендант крепости майор Широкий,
ни Пушкин, ни сам генерал ничего не упоминают в записях, дошедших до нас,
об этом событии. И хотя в маршруте ночлег в Прочном Окопе не указан, но,
судя по расстоянию, он в этой крепости все же, видимо, был. От крепостных
ворот, что были у Круглой батареи, дорога круто поворачивала вправо, на
запад, и далее шла, повиливая у самого края высокого правобережья, огибая
поросшие тернами овраги, спускающиеся к Кубани. Оставив позади Старую и Оставив слева Новиньский пикет, Раевские спустились через четыре
версты в обширную лощину с протекающей по ней узенькой, с сонным течением,
речкой Горькой, в устье которой возвышались валы Царицынского поста, бывшей
крепости Царицынской, построенной А.В. Суворовым весной 1778 года в составе
укреплений Кубанской кордонной линии. Здесь великий полководец из-за
нехватки войск оставил берег Кубани и потянул свою линию кордонных
укреплений вверх по речке Горькой, придерживаясь кратчайшего направления на А тем временем Раевские проехали станицу Григориполисскую, бывшую
крепость, основанную в память первого гетмана всех казачьих войск России
светлейшего князя Г.А. Потемкина-Таврического, троюродного дедушки генерала Мы не знаем, сколько времени Раевские были в Темижбекской, но из того,
что они видели в ней, кое-что сохранилось до наших дней. Так, рядом со И с тех пор более полувека колокольня изумительной красоты, труд русских мастеров, видевшая и Пушкина, как укоризненный перст напоминает общественности Кубани о годах бесполезной и неблагодарной борьбы властей и воинствующих безбожников с историей России и её религией. Мне же эта колокольня при первой встрече напомнила опозоренную и ограбленную воровскими людьми молодую путницу, идущую на богомолье, взывающую к прохожему люду о жалости и милосердии. За Темижбекской, лежащей в низине, откуда берет начало степная река Генерал Раевский, лично знавший А.В. Суворова, не избежал искушения осмотреть деяния своего великого учителя, да к тому же согласно маршруту здесь был запланирован ночной отдых. После размещения в отведенных для них квартирах Раевские мылись в бане, а затем по приглашению коменданта ужинали в офицерской столовой. Позже вначале женщины, а затем и мужчины отправились отдыхать. Пушкин от конвойных офицеров уже знал, что все жители прикубанских станиц от мала до велика до захода солнца спешили укрыться за оборонительную ограду станицы и загнать туда же лошадок и скот, ибо после третьего удара колокола на станичном храме или сигнала трубы ворота стражей закрывались. Кто опаздывал или самовольно оставался ночевать в степи, сурово наказывали дедовским способом – батогами или штрафом. Увидев своими глазами, как жители станицы, а это были в основном женщины, загоняют до захода солнца в ворота свою живность и куда сами спешат укрыться, Пушкин позже напишет: На берегу заветных вод Цветут богатые станицы, Веселый пляшет хоровод, Бегите, русские певицы, Спешите, красные, домой: Чеченец ходит за рекой. Стемнело. Станица, как и крепость, засыпала, и только со стороны майдана, где собиралась молодежь «на улицу», слышалось треньканье балалайки, топот ног да радостно-негодующее взвизгивание девок. Пушкин одним из последних покинул место беседы: не хотелось идти в душную квартиру, где они мучились от жары с Николаем Раевским. И прежде, чем войти в распахнутую дверь, он оглянулся на Ставропольские ворота, уже караулом закрытые, на уснувшую за ними станицу: …перед ним уже в туманах Сверкали русские штыки, И окликались на курганах Сторожевые казаки. Оставив слева от дороги Ивановский пост, Раевские выехали к Жирному
кургану, который и ныне возвышается у восточной окраины города Кропоткина. В реке бежит гремящий вал, В горах безмолвие ночное, Казак усталый задремал, Склоняясь на копие стальное, Не спи, казак, во тьме ночной Чеченец ходит за рекой. Ставропольский тракт, что вел Раевских вдоль Кавказской кордонной линии, то уходил вправо, в степь, и тогда русло Кубани становилось невидимым, то влево, прижимаясь к самому обрыву, и тогда далеко внизу, за купами плакучих ив, была видна желтая лента Кубани, а за рекой, среди лугов и лесов – дымки далеких и близких аулов, за которыми далеко-далеко, на самом краю горизонта, синели кавказские предгорья. Проехали линейцы станицы Казанскую, Тифлисскую, а затем и Ладожскую, получившие свои наименования от редутов, построенных полками кавказского корпуса. Сменив лошадей и конвой на Усть-Лабинской почтовой станции, Раевские
проезжали мимо одноименной станицы и крепости, и валы которой и ныне видны
у улицы Коммунистической в г. Усть-Лабинске. Останавливались ли они в
крепости, чтобы осмотреть деяние великого Суворова, история умаличвает. От
крепости спутники направились к станице Воронежской, самой западной станице Итак, первая часть маршрута пути Раевских осталась позади. Согласно «От Прочного Окопа до станицы Прочно-Окопской – 4 версты до Новиньского пикета – 4 версты до поста Царицынского – 4 версты до поста Плетневого – 6 верст до станицы Григориполисской – 8 верст до поста Григориполисского – 1 Ѕ версты до поста Тернового – 5 верст до поста Воровского – 7 верст до поста Больше-Тимежбекского – 6 Ѕ версты до станицы Тимежбекской – 6 верст до поста Мало-Тимежбекского – 2 версты до станицы Кавказской – 12 верст до поста Ивановского – 2 версты до поста Романовского – 4 версты до станицы Казанской – 10 верст до поста Казанского – 1 верста до поста Кадушкина – 6 верст до станицы Тифлисской – 12 верст до поста Тифлисского – 3 Ѕ версты до поста Саломатина – 8 верст до станицы Ладожской – 10 верст до поста Ладожского – 1 верста до поста Дубового – 8 верст до поста Девятибратского – 6 верст до станицы Усть-Лабинской – 6 верст до укрепления Усть-Лабинского – Ѕ версты до поста Воронежского – 10 верст до поста Изрядный Источник – 9 Ѕ версты до поста Редутского – 1 Ѕ версты». Раевские ночевали в Редутском, ведь надо было пройти карантин и окурить провозимые вещи, просто отдохнуть в приличных условиях, которые были приготовлены для Раевских в покоях местного карантина. Да и баня их ожидала уже натопленная, где можно было смыть въедливую пыль кубанских дорог, о которых позже А.С. Пушкин напишет: Теперь у нас дороги плохи, Мосты забытые гниют. На станциях клопы и блохи Заснуть минуты не дают. Но молодой поэт не унывал ни от пылящей жары, ни от «удобств» почтовых станций, ни от плохих мостов и дорог, ибо считал, что Со временем… Лет через пятьсот дороги, верно: У нас изменятся безмерно; Шоссе, Россию здесь и тут Соединив, пересекут. Однако возвратимся в жаркий день 9 августа 1820 года. Пушкин,
страдающий, как и все его спутники от жары и насекомых, решил не сидеть в
душной комнате, а осмотреть укрепление более подробно. Пошел с ним и Заглянув в кордон, Пушкин заметил слева от ворот низенькую казарму из турлука, крытую камышом, для казаков, а за ней такой же офицерский флигелек для начальника кордона. Справа – конюшня и навес для полевой пушки с зарядным ящиком. Таким было первое укрепление Черноморской кордонной линии. Вскоре со стороны поляны, что и ныне сохранилась западнее бывшего карантина, где были установлены походные коновязи, стали подходить казаки, ведущие коней к водопою, который был под обрывом упомянутого кордона. После порции овса коней седлали, проверяя состояние подпруг и путлищ, подсыпали порох на полки ружейных замков, вкладывая их в чехлы, сшитые из волчьих или барсучьих шкур. Пушкин подошел к казакам, с интересом вслушивался в их мягкий малороссийский говор. Любовь к простому народу проявлялась у него с детских пор, что и отразилось на всей его литературной деятельности. Поэт любил смешиваться с толпой, чтобы ближе изучить народную жизнь, слушать меткие народные слова и выражения. Делал он это и здесь, в Черномории. Позже внимание Пушкина привлечет несколько арб с запряженными в них низкорослыми горными лошадками, около виднелось с десяток невооруженных мужчин в горских одеждах. Поднявшись по дороге, проходившей мимо карантина, горцы отправились к меновому двору, желая продать дары своих лесов и полей: орехи, мед, меха, бурки, черкески и пр. А взамен приобрести ткани, гвозди, сахар, но главное – соль, в которой они очень нуждались. Желая иметь с горцами добрые отношения, казаки и основали к взаимной выгоде свои меновые дворы сразу же после переселения на Кубань. Экипажи медленно катили под палящим солнцем вдоль невидимой под
обрывами полноводной Кубани, и так же медленно тянулись часы жаркого
августовского дня. И в этот день, как и в прошлые дни, за спиной путников
вставало как бы нехотя огромное, как раскаленный медный поднос, солнце,
которое сразу же начинало поливать широкую степь красной лавой своих лучей. За селением Васюринским дорога несколько отошла от Кубани и пошла параллельно её берегу. Как и ранее, когда Пушкин ехал по землям, населенным донскими казаками, дорога, а она была и почтовой, была пустынной. Да, к тому же еще ничем не обозначена ни канавкой, ни деревьями. В темные ночи осени или зимнюю метель вся надежда была, как рассказывали черноморцы, только на редкие поверстные столбы, да на чуткость и память черноморских лошадок. Но, сейчас было лето с повседневным зноем, да надоедливыми облаками пыли. Вскоре проехали и станицу Старо-Корсунскую, которая, как и предыдущая, осталась на том месте, где была основана летом 1793 года, тогда как остальные селения, не выдержав нападений со стороны горцев, переселились в глубь кубанских степей – подальше от буйных соседей. По своей кипучей натуре Пушкин не мог долго усидеть на одном месте. Он
с молчаливого согласия генерала выпрашивал иногда у начальника конвоя какую-
либо лошадь и, уступив свое место в коляске её хозяину, лихо гарцевал
вокруг колонны, позволяя себе даже проскакивать вперед, за передовые
дозоры, на что генерал сердито ворчал о несерьезности молодежи, забывая о
том, каким он сам был в чине корнета. Так было и на этот раз, когда ехали
вдоль болотистой поймы Кубани, что была влево от дороги, и когда вдали уже
появились домишки селения Пашковского. Пушкин снова поскакал по дороге,
подняв за собой длинный шлейф розовой пыли. Проскакав с полверсты, он
поворотил коня назад и, высоко подпрыгивая в седле, подъехал к конвою. Вот позади осталась и Пашковская, селение, славящееся на всю Отсюда перед глазами Раевских и Пушкина открылся административный
центр Екатеринодара, в те дни находившийся в почти первозданном состоянии. После бани и ужина путники еще долго сидели за самоваром под старой,
отягощенной плодами грушей, слушая рассказы атамана о Запорожской Сечи, о После ночного отдыха и завтрака в саду Раевские с Пушкиным в
сопровождении атамана Матвеева осмотрели город. В крепости, кроме После осмотра крепостных куреней, бастионов и Ярмарочной площади,
занимавшей всю северную часть эспаланды (полосы незастроенной земли шириной
в 100 саженей), и рассказа Матвеева о проходящих здесь ежегодных ярмарках Толпятся средь толпы еврей сребролюбивый, Под буркою казак, Кавказа властелин, Болтливый грек и турок молчаливый, И важный перс, и хитрый армянин. После осмотра крепости Раевские вышли на Ярмарочную площадь, где три раза в год проводились ярмарки. Первым делом на них «рисовались» прасолы, т.е. скупщики скота и лошадей, затем уже купцы, торгующие товарами нужными для хозяйства: сундуками, посудой, решетами, косами и т.д. Иногда с разрешения начальства на ярмарку допускались и горцы, которые на своих скрипучих арбах торговали дарами закубанских лесов. Сбыв свой товар, они закупали промышленные товары, и только после этого направлялись к месту переправы. Женщины-казачки ездят на ярмарки с превеликим удовольствием, чтобы повидать белый свет, полюбоваться на предметы роскоши и запастись предметами бесед на целые месяцы, до следующей ярмарки. Бродя с молодежью по городу, Пушкин, будучи человеком наблюдательным, заметил, как на центральной улице Красной, в одном квартале от усадьбы генерала Бурсака, армянские купцы зазывали в свои лавки редких прохожих казаков и казачек, истошно крича и страшно вращая глазами, а то и просто хватая за полы одежды, затаскивая упирающихся в двери лавок, напропалую расхваливая свои товары. Позже казаки рассказывали, что нахичеванские армяне шли следом за обозами казаков идущих к Кубани, и благодаря спекулятивным оборотам закрытым непроницаемой завесой для остального торгового мира, имели всегда доход. Казак же никогда, не то что московский стрелец, не любил и не уважал торгового дела. Точно так же относились к торгашам и закубанские черкесы. На другой день, задолго до наступления жары, Раевские после прибытия конвоя покинули гостеприимные атаманский дом и тронулись в дальнейший путь, сопровождаемые стаями собак, в клубах густейшей пыли, которой главная улица столицы Черномории была весьма богата. На самом деле, улица Красная, хотя и имела такое яркое наименование, ничем не отличалась от обычной улицы любого кубанского селения: те же выбоины, ухабы, отсутствие мощеного полотна и водосточных канав. Вдоль улицы за плетнями и частоколами стеной тянулись пыльные сады, в глубине которых, как бы стыдясь своего затрапезного вида, стояли турлучные и саманные хатки, поставленные на землю без какого-либо фундамента, и своими подслеповатыми «виконцамы» робко выглядывали на свет божий. Вскоре улица вывела путников к главным воротам города, охраняемым
вооруженными казаками (ныне здесь перекресток улиц Красной и Длинной). Перед глазами путников открылась довольно интересная панорама: правее В степи по дороге навстречу Раевским медленно двигался «валок», т.е. обоз чумаков, возчиков товаров и одновременно торговцев ими. Чумацкие обозы связывали Черноморию с южными губерниями России, доставляя туда соль, нефть, рыбу, а оттуда хлеб, лес, промышленные товары и ткани. Пушкин с интересом всматривался в лица чумаков, людей в большинстве своем пожилых, одетых в полотняные штаны и рубахи, пропитанные в целях профилактики дегтем, так как холера и чума бывали частыми гостями в степях юга России и Черномории. Прошло несколько минут – и последний чумацкий воз остался позади в облаках густейшей пыли, а перед Раевскими открылись просторы кубанской степи, кое-где украшенной островками уже спеющего терновника. Если раньше дорога, по которой ехали Раевские от Прочного Окопа до «От Редутского кордона до Николаевско-Редутской батарейки – 1 Ѕ версты до поста Изрядного – 2 Ѕ версты до Вознесенской батарейки – 2 версты до поста Воронежского – 2 Ѕ версты до Ново-Троицкой батарейки – 3 Ѕ версты до поста Подмогильного – 3 Ѕ версты до поста Константиновского – 6 верст до поста Александровского – 5 верст до поста Мало-Лагерного – 7 верст до поста Павловского – 6 верст до пикета № 18 – 4 версты до поста Велико-Марьянского – 8 верст до поста Главно-Екатеринодарского – 5 верст до поста Байдачного – 2 Ѕ версты до поста Подгороднего – 6 верст до поста Александровского – 1 Ѕ версты до Александровской батарейки – 1 Ѕ версты до Тенгинской батарейки – 1 Ѕ версты до Елизаветинской батарейки – 2 версты до пикета Могильного – 2 версты до Елизаветинско-Николаевской батарейки – 2 версты до поста Елизаветинского – 3 версты до поста Велико-Лагерного – 5 верст до поста Елинского – 4 версты до Елинской батарейки – 3 версты до поста Марьянского – 2 версты до Громкой батарейки – 1 верста до 1-й Марьянской батарейки – 2 версты до 2-й Марьянской батарейки – 2 версты до Трусовой батарейки – 2 версты до поста Ново-Екатерининского – 5 верст до Ново-Екатерининской батарейки – 10 верст до поста Ольгинского – 8 верст до Тиховской батарейки – 6 верст до Суровой батарейки – 2 версты до поста Славянского – 9 верст до поста Ерковского – 2 Ѕ версты до поста Копильского – 1 Ѕ версты до поста Протоцкого – 12 Ѕ версты до поста Петровского – 8 верст до поста Емануиловского – 10 верст до поста Старо-Редутского – 4 версты до поста Ново-Редутского – 7 верст до поста Андреевского – 6 верст». Далее дорога пошла вдоль Таманского залива, в волнах которого были
видны огромные стаи белокрылых чаек, а вдали – кривые паруса казачьих
лодок, стремящихся укрыться от надвигающегося шторма. Здесь все веяло
прошлым. Справа, у берега залива, под песчаными холмами виднелись остатки
некогда цветущего города Боспорского царства – Фанагории. Слева вдоль
дороги тянулась цепь могильных курганов, хранителей тайн некогда живших
здесь народов. Часа через два пути справа от дороги показались серые валы Переночевав в крепости в отведенных квартирах, Раевские узнали, что на море штормит и судна, способного взять на борт их экипажи, пока в Тамани нет. И тогда, после ночлега и завтрака, не теряя времени, они, особенно молодежь, изъявили желание осмотреть крепость и городок Тамань, домишки которого белели в двух верстах южнее у берега Таманского залива. Поднявшись на звонницу, чтобы осмотреть колокола, Пушкин, глядя за городской оборонительный вал в степь, представлял, как где-то там, за горизонтом, местный князь Мстислав Тмутараканский победил в единоборстве закубанского князя Редедю перед полками касожскими. И ранее и позже земля таманская многие века содрогалась под топотом конских копыт, и народы многие устилали ее своими костями, уступая эти степи и холмы более сильным народам, умеющим сражаться, как в конном, так и пешем строю. Жизнь никогда не замирала на этих, казалось бы, бесплодных землях. Впоследствии Пушкин попытается в стихотворной форме обработать легенду
о Мстиславе Удалом и Редеде и даже составить план этой работы, ибо интерес
к истории России у него стал проявляться еще с детских лет, а с годами
интерес этот только усилился. Несмотря на молодость, Пушкин уже хорошо знал
историю государства Российского, его драмы и трагедии. Его «История Исследования русской культуры особенно плодотворны стали после победы в Отечественной войне 1812 года. Это был период, когда, в результаты подъема национального сознания, как писал сам Пушкин: «…все, даже светские женщины, бросились читать историю своего отечества, дотоле им неизвестную». Итак, солнечная Кубань и болотисто-полынная Тамань остались позади. А на Тамань наконец-то пришел тот час, когда море несколько успокоилось. Большая канонерская лодка прибыла к берегам Тамани и на нее были погружены экипажи и вещи Раевских. Сами же путешественники были доставлены к пристани на тележках, принадлежащих местному начальству. Вот показался у пристани и генерал Раевский в окружении армейских и
казачьих офицеров, провожавших его до борта войскового баркаса,
причаленного и пристани. Помогая сестрам в баркас первыми спрыгнули Николай Погасло дневное светило: На море синее вечерний пал туман. Шуми, шуми, послушное ветрило, Волнуйся подо мной, угрюмый океан. Я вижу берег отдаленный, Земли полуденной волшебные края; С волненьем и тоской туда стремлюся я, Воспоминаньем упоенный… Пушкин позже назовет это стихотворение «подражанием Байрону», сохраняя в этом свою преувеличенную скромность, ибо он никогда подражателем Байрона не был. Пушкиноведы отмечали, что уже в первых словах элегии слышен мотив русской народной песни: «Уж как пал туман на сине море…» На этом мы и остановимся в своем путешествии по землям Кубани и 24 сентября 1820 года он написал из Кишинева, куда переехала канцелярия Бессарабского наместника, своему младшему брату Льву Пушкину: «Милый брат, я виноват перед твоею дружбою, постараюсь загладить вину
мою длинным письмом и подробными рассказами… видел я берега Кубани и сторожевые станицы – любовался нашими
казаками. Вечно верхом: вечно готовы драться, в вечной предосторожности! поездка на Кавказ и Кубань имела для молодого поэта очень большое
значение, так как она помогла открыть ему кавказскую тематику, которая в те
годы для современников поэта была довольно актуальна, ибо на Кавказе и Забудет алчной брани глас, Оставит стрелы боевые… Хочется отметить, что образ Кубани, степей ее просторных, людей, здесь живших некогда, начертан в творчестве Пушкина четко и зримо. Уверен, что посещение Пушкиным Кавказа и Кубани помогло ему стать
великим национальным поэтом, ибо он любил свой народ, горячо был предан |
|