| |||
Сочинение: Проблема эмансипации в русской и европейской литературе 19 векаМИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ГОСУДАРСТВЕННОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ КУРСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ Факультет филологический
Специальность: 021700-филология Выпускная квалификационная работа на тему: Проблема эмансипации в русской и европейской литературе XIX века Студентка 5 курса Данилова Эвелина Научные руководители Драчева Инна Борисовна, кандидат филологических наук, доцент; Коковина Наталья Захаровна, кандидат филологических наук, доцент Курск, 2001 г. С О Д Е Р Ж А Н И Е Введение 1. Жорж Санд и русская литература 2. Жорж Санд и И.С. Тургенев. Параллели взглядов на проблему женской эмансипации 3. Женщины в творчестве И.С. Тургенева Эмилии Бронте 2.1. Биография семейства Бронте 2.2. Взгляды Ш. Бронте на женскую эмансипацию и их освещение в романе «Джейн Эйр» 2.3. «Грозовой перевал» Эмилии Бронте. Героини в романе В В Е Д Е Н И Е Проблема эмансипации женщины входит в русскую жизнь и в литературу в Но прежде, чем использовать термин «эмансипация», следует дать его определение исходя из корневого значения этого слова. В латинском языке слово «emancipare» означает: 1) освободить сына от отцовской власти и этим объявить его самостоятельным; 2) формально отказываться от чего-либо, отчуждать, уступать. Если мы обратимся к «Толковому словарю живого великорусского языка» «эмансипация – освобождены от зависимости, подчиненности; полная воля, свобода».[i] Корень слова «эмансипация» можно истолковать как «освобождение от определенной роли». Почти в течение целого столетия эмансипация «притязает» на роль активного элемента: подверженные дискриминации, в первую очередь женщины, требуют права освобождения от навязанной им роли. Они хотят сами взять то, что им не передают добровольно. Для нас понятие «эмансипация» означает в самом широком смысле попытку человека освободиться от круга обязанностей, которые противоречат его индивидуальным потребностям. Это относится не только к женщинам, но и к мужчинам. Если исходить из того, что с давних пор сложившийся образ мужчины Темой нашего исследования стали вопросы эмансипации женщин в русской и зарубежной литературе XIX века, т.к. процессы, связанные с активной жизненной позицией женщин, были едины для всей европейской жизни. После Французской революции среди просвещенного дворянства растет интерес к демократическим идеям, и в частности к вопросу о положении женщины. В дворянских салонах дамы делаются заметными благодаря своей образованности, уму и активности. В это время в России широкую популярность получает романтическая литература, и особенно произведения Жорж Санд, где идеи просвещения, а также эмансипации женщин были определяющими. Но пока литература еще не могла овладеть предметом и ограничивалась отдельными чертами, которые все еще не объясняли достаточно данный вопрос. Так Александр Добряков вследствие толков о женском вопросе выбрал эту
тему для своей диссертации. Но он ограничился одним периодом –
домонгольским. В 1850 году таким же исследованием занимался Виталий «Развитие жизни семейной характеризует христианское русское общество. Как видно из приведенного отрывка исторического исследования А. Женский вопрос в России с новой силой вспыхнул в связи с отменой крепостного права. Лучшие люди страны заговорили о целом мире привычек и обычаев, рожденных этим правом. «Тут, - писал Кропоткин, - было презрение к человеческой личности, деспотизм отцов, лицемерное подчинение со стороны жен, дочерей, сыновей». Традиционный образ жизни русской женщины из дворянского сословия уже не удовлетворял многих его представительниц, и они пытались найти себя в каких-либо сферах общественной деятельности. Во второй половине XIX века широкое хождение получили демократические идеи. Звучали требования освободить общества от бремени патриархальных структур – с точки зрения радикальной интеллигенции, это предполагало не только устранение существовавших классовых различий, но и отмену тогдашней системы взаимоотношений между полами. Так, по убеждению влиятельных леворадикальных публицистов, таких как Н.Л. Михайлов или Н.Г. Чернышевский, воспринявших идеи ранних французских социалистов, освобождение общества было возможно только при условии полного освобождения женщины от оков традиционной семьи. Если немногочисленные русские писательницы первой половины XIX века довольствовались тем, что с обличительным пафосом рисовали трагические женские судьбы, то жизнь уже являла примеры, когда женщина пыталась практически вырваться за черту господствовавших условностей. И одна из наиболее примечательных – жизнь одной из самых читаемых писательниц 40-60 годов – Авдотьи Панаевой, вышедшей из актерской семьи. Избрать свой собственный путь, путь женщины, самостоятельно строящей свою жизнь, ей, несомненно, помогли те представления, которые царили в среде столичной художественной интеллигенции. И в быту, и в своих литературных произведениях Панаева отстаивала идею, согласно которой личная свобода женщины и уважение к ней со стороны мужчины являются необходимыми предпосылками «подлинной» любви и взаимности, чуждых узаконенным брачным узам, строившимся на основе материального благополучия и сравниваемым писательницей с бесчестной самопродажей. В соответствии с этим идеалом свободного выбора она строила и свою судьбу. Будучи за писателем Панаевым замужем, она полюбила его друга, Некрасова, и стала его гражданской женой, причем все трое продолжали жить под одной крышей и совместно работать. Наиболее же глубокое и полное развитие женская тема получила в творчестве современника Панаевой, одного из ведущих представителей критического направления в русской литературе – Н.Г. Чернышевского. Его вышедший в 1863 году воспитательный роман «Что делать?» в течение десятилетий оставался своего рода «библией прогресса» для молодости, искавшей новых путей, и многие строили свою жизнь сообразно с идеями этой книги. Чернышевский рисует образ идеального общества будущего, которое построено на принципах личной заинтересованности, социально ориентированного разума и коллективной организации жизни – общества, где каждый сможет жить в соответствии со своими запросами. В этом мире сбудутся порывы героини романа – Веры, которая, полагая, что женщина в целом более высоко организована, нежели мужчина, утверждает, что в сфере духовной она оттеснит мужчину на второй план, как только будет покончено с господством грубой силы. Н.Г. Чернышевским предполагается 2 способа обновления: через альтернативную общепринятую модель личной жизни и через конспиративную борьбу против самодержавия. В своем романе Чернышевский не просто развивает туманные теории,
покоящиеся на идеях материализма, и раннего социализма, в его произведении
показан новый дух времени, благодаря чему оно и пользовалось столь
легендарной популярностью. Прообразом Веры была Марья Александровна Какова же историческая оценка активности женщин в России, их общественного пробуждения? Это – включение женщин в профессиональную деятельность, в политику и возникновение организованного женского движения. В области образования и науки движение русских женщин за свою
эмансипацию не только воспроизводило аналогичные процессы в Западной Литературная борьба вокруг женского вопроса была неотъемлемой частью борьбы за такие вещи, как земля и воля для крестьян, социальное и политическое равенство для всех граждан, полноценная, автономная, освобожденная от административной опеки общественная жизнь. В своей рецензии «Моя судьба. М. Камской» (1863) М.Е. Салтыков-Щедрин писал: «…женщина, так сказать, фаталистически осуждена делать то, что ей не хочется, молчать, когда она чувствует желание говорить, говорить, когда она не имеет к тому ни малейшего поползновения; одним словом, осуждена соблюдать приличия, т.е. кривляться».[iii] Фурье писал: «Степень эмансипации женщины есть естественное мерило общей эмансипации». И потому мы не можем не согласиться с Тургеневым, который утверждал: «Блестящее будущее за тем народом, который поставит женщину не только наравне с мужчиной, а выше его». Такое отношение к этим проблемам характерно для всего творчества Тургенева. Поэтому анализу его произведений мы уделили особое внимание. Понимание же общности обозначенных проблем для русской и европейской
литературы предопределило интерес к творчеству Жорж Санд и сестер Бронте. Глава 1. Проблема эмансипации в русской литературе 1.1. Жорж Санд и русская литература Проблема эмансипации женщины раскрывается во многих лирических и
прозаических произведениях А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Н.А. Некрасова, в
творчестве которого она приобрела свое настоящее социальное звучание. Натуральная школа не избирала экзотических героинь из аристократического мира, избегала идеализаторских концовок, предпочитая изображать тихий ужас повседневности, реальное течение жизни, не обременяя сюжет общественно-социальной сущностью изображаемого события. От этого критицизм обличений возрастал, тема эмансипации женщины еще органичнее сливалась с социальными темами. Такой, например, вполне оригинальный подход к теме женщины мы находим
в «Сороке-воровке» А.И. Герцена. Здесь, как и в «Лукреции Флориани» Ж. Автор прекрасно чувствует всю новизну прямой постановки вопроса об
эмансипации женщины и поэтому высокохудожественному рассказу артиста о
несчастной судьбе крепостной девушки, игравшей в спектакле роль Анеты,
предпосылает введение: разговор между западником, славянофилом и европейцем
на тему, почему в России нет хороших актрис. Все три собеседника путаются в
тонкостях вопроса. Славянофил ответил в духе своей патриархальной доктрины: В более широком масштабе вопрос о судьбе героев и героинь Герцен
поставил в романе «Кто виноват?». Здесь создан образ смелой и независимой
женщины – Любоньки Круциферской. Плебейское происхождение, непосредственная
зависимость от бытовых отношений, свойственных крепостническому укладу,
рано закаляют ее волю. Она «тигренок», который скоро узнает свою силу. Картина литературной жизни России сороковых годов будет неполной без учета того огромного влияния, которое оказывала на писателей натуральной школы Ж. Санд. Это обусловило наш интерес к творчеству французской писательницы. В очерке «За рубежом», напечатанном в январском номере «Отечественных
записок» за 1881 г., Салтыков-Щедрин отличал огромное воздействие в 1840-х
годах на него и его единомышленников «Франции Сен-Симона, Кабе, Фурье, Луи В мае 1832 года в Париже выходит роман «Индиана», который, несмотря на
обилие романов, наводнивших в то время книжный рынок, привлекает большое
внимание. «Раскрыв книгу, мы тотчас почувствовали себя в действительном,
живом, нашем мире… Невольно начинаешь чувствовать симпатию к этой книге,
глотать ее страница за страницей, извиняя ее несовершенства и странный,
неправдоподобный конец, и даже советовать другим под властным впечатлением
чувств, которые она возбудила: «Вы читали «Индиану»? – говорили мы друг
другу. – Прочтите!».[v] Так писал Сент-Бев через несколько месяцев после
появления «Индианы». Интерес к роману усиливался еще и тем, что автором
его, подписавшимся псевдонимом Жорж Санд, была женщина, которая носила
мужское платье, курила трубку и, оставив семейный очаг в Беррийской
провинции, жила в маленькой парижской квартире на семь франков за столбец,
которые получала за статьи в «Figaro». «Индиану» приветствуют люди разных
взглядов, а Г. Планш находит возможным сравнить Жорож Санд с мадам де Сталь
и даже отдает предпочтение автору «Индианы». Шатобриан после прочтения
романа «Лелия» говорил, что Ж. Санд станет «лордом Байроном Франции».[vi] Аврора Дюдеван была замужем за Каземиром Дюдеваном, но брак оказался
не из счастливых. Главное, что характеризовало молодую женщину в этот
период, - это ее стремление обеспечить себе независимость. События в Париже
позволяют ей сделать такой шаг, как уйти от мужа, и 4 января 1831 года она
уже находится в столице Франции, где начинает работать в газете Делатуша Так Жорж Санд вступает в новый период своей жизни, столь непохожий на ее мирное прозябание в провинции. Влияние новых времен запечатлелось в судьбе многих известных женщин той эпохи. Но перемены в жизни Ж. Санд в начале 30-х годов еще поразительней: с пассивностью покончено, «свобода» ничего не делать и ни за что не отвечать отвергнута как состояние зависимости и рабства; этой «свободе» приказывать домашней прислуге она предпочитает необходимость трудиться, так как это вместе с материальной самостоятельностью дает действительную свободу выбирать и решать самой за себя. Начинается активная литературная и общественная деятельность Ж. Санд. В годы Реставрации разрыв Ж. Санд с мужем и переезд в Париж были бы просто скандалом и преступлением против нравственности. В Париже 1831 года это воспринимается как освобождение личности. Чтобы женщина решилась на подобный поступок, понадобилось такое событие, как Июльская революция, которая при всей ограниченности своих политических результатов способствовала принципиальному обновлению нравов. Именно таков смысл замечания самой Жорж Санд о том, что в Париже «господствует свобода если не общественная, то по крайней мере индивидуальная».[viii] Проповедникам новых религий и общественных реформ на более или менее продолжительное время удается привлечь слушателей, читателей и даже сочувствующих. Особое любопытство вызывают сен-симонисты, которые не ограничиваются декларациями и переходят к практическому осуществлению своих взглядов. Приближению «органическлй» эпохи, по мнению сен-симонистов, мешает существующее в обществе неравенство. Уничтожение сословных привилегий еще не решило этого вопроса, так как свобода по-прежнему остается привилегией небольшой части общества. «Человек является свободной силой только при условии, если эта сила приведена в гармонию с другими свободными силами, которые существуют на земле,»[ix] - говорит Леру. Если же в обществе остаются элементы, лишенные прав, и, следовательно, несвободные, то такое общество в целом не может быть свободным. Даже в среде «аристократии богатства» (т.е. буржуазии), которая теперь пользуется всеми привилегиями, нет справедливого распределения прав, и «социальным индивидуумом» до сих пор остается лишь мужчина. Поэтому сен-симонисты требуют полной эмансипации женщин, утверждая, что они являются продолжателями христианства, освободившего женщину от рабства. Вопрос неизбежно упирается в проблему семейных отношений, которые не только ущемляют права женщины в браке, но и ограничивают ее социальную роль. Систематическое изложение сен-симонистских принципов по этому вопросу начинает Анфантен с августа 1831 года. Каждый индивидуум имеет право на свое земное счастье и мыслит его в соответствии с собственных характером и склонностями. Сен-симонистский принцип «реабилитации плоти» требует безусловного удовлетворения этих склонностей и тем самым противостоит жесткости общественной морали, построенной на идеале потустороннего блаженства. Анфантен различает два типа людей: с постоянными и изменчивыми чувствами. Основой брачного союза может быть только чувство, а следовательно, необходимо допустить наряду с традиционным «постоянным браком» последовательную полигамию, в осуществлении которой обе стороны равноправны. Предоставление женщине и мужчине одинаковой свободы в заключении и расторжении брака, по мысли сен-симонистов, должно положить конец «узаконенной проституции», на которой в современном обществе построены брачные отношения – этот «чудовищный союз», заключаемый из материального расчета и вопреки чувствам. Спасение от этого зла – в освобождении женщины. Униженная христианством как воплощение материального и, следовательно, дьявольского начала, а в религии сен-симонистов свободная и равноправная, женщина поднимается до уровня мессии, с которым связаны мечты о земном счастье. Вопрос об эмансипации женщины стал роковым для сен-симонистской
общины, так как вызвал внутри нее раскол. Базар, усомнившись в
необходимости полигамии, на которой настаивал Анфантен, в ноябре 1831 года
вышел из общины. Кресло, которое он занимал, председательствуя вместе с Сочетание мистицизма и скандальных нравов вызвало большие сомнения в серьезности всей сен-симонистской кампании. Разорение и крах общины завершили участившиеся празднества в доме на улице Монсиньи. Они привлекли значительно больше любопытства, чем сочувствия, а Женщина, которую призывали сен-симонисты, так и не явилась, хотя любительницы веселья и приключений не отказали себе в удовольствии побывать на балах, где излюбленным танцем был головокружительный вальс. В 1831 году Ж. Санд высказывает оценку, вполне совпадающую с распространенным мнением о сен-симонистах. «Я вижу в этом лишь неосуществимое заблуждение, и всеобщее мнение уже осуждает его. Папесса у них – лишь для того, чтобы демонстрировать свое платье из небесно-голубого бархата и боа из лебединого пуха. Все это несерьезно!»[x] - пишет она в феврале 1831 года. Это замечание Ж. Санд имеет отношение прежде всего к внешней,
обрядовой стороне сен-симонизма. Что касается существа самих идей, то с
ними она еще не познакомилась основательно. Вспоминая о времени работы над «Женский вопрос» все больше и больше привлекает внимание и вскоре выльется в критику законов, касающихся брачных отношений. В этой дискуссии защитники существующего положения окажутся в явном меньшинстве. Появившуюся на сцене театра Порт Сен-Мартен драму А. Дюма «Антони» Вслед за критикой семейных отношений начинается полоса бракоразводных
процессов. Количество их растет из года в год, причем лишь в шести –восьми
случаях из ста они возбуждаются мужчинами. Уже в 1833 году «Gazette des Роман «Индиана» был одним из первых произведений, где поднимается «Начиная писать «Индиану», я ощутила очень сильное и своеобразное
возбуждение, какого никогда не замечала при моих прежних литературных
попытках. …Я не была сен-симонисткой ни тогда, ни после, хотя сочувствовала
многим идеям и многим сторонникам этой секты; я не знала их в то время и не
находилась под их влиянием. Единственное, что руководило мною, было ясно
постигнутое, пламенное отвращение к грубому, животному рабству. Я сама
никогда не испытывала подобного рабства, а пользовалась полной свободой. Еще первые мелкие произведения Ж. Санд, напечатанные в «Фигаро» - Ж. Санд избрала для своих рассказов героинями актрис и их тягу к искусству, вступающих в конфликт с установлениями буржуазной семьи. Эти рассказы имели успех, но за вопросами о правах художественных натур исчезал специфически женский вопрос. В «Индиане» творчески окрепшая Жорж Санд ставит вопрос об угнетенности женщин в браке во всей его остроте. «Индиана» - это история человеческого сердца, которое ищет счастья, не считаясь с общественным мнением, это история страсти, загубленная ложью современных понятий о благополучии. Представления самой Ж. Санд о счастье внутренне сближают ее с сен-симонистами. Ж. Санд разделяет, в сущности, сен- симонистский принцип «реабилитации плоти», и главное, что дорого для нее в религии, - красота чувств, воплощенная в божественной идее любви. Это попираемое обществом чувство она оправдывает как выражение закона, силой которого реализуется принцип гармонии мира. Гармония эта – в единстве и равенстве всех людей вопреки предрассудкам, порожденным их собственным невежеством и разъединяющим их на сословия и классы. В этом источник будущих идей Ж. Санд о социальном равенстве. «В «Индиане» на сцене выступают проблемы не артистической психологии,
а трагические вопросы повседневной женской жизни. Неужели, если замужняя
женщина несчастна, непонята и чахнет в неподходящем ей браке, неужели ей
нет исхода? – как бы спрашивает автор. Неужели душа ее должна приноситься в
жертву прописной морали, провозглашавшей неразрушимость брака и Впоследствии и в других произведениях, избрав тему величия женской души(роман «Валентина»), молодая романистка утверждает идеал семьи, основанный на сердечной склонности супругов, утверждая. Что следует разрушать цели ненавистного брака, если он разбивает человеческие сердца. Позже один из героев романа «Орас» (1841) – Теофиль – воспримет
поэтику любви, утверждаемую Жорж Санд: «Чтобы полюбить, надо сперва понять,
что такое женщина и с какой заботой и уважением должно к ней относиться. С появлением «Лелии» (1839) во французской литературе возник образ сильной духом женщины, отвергающей любовь как средство мимолетного наслаждения, женщины, преодолевшей множество невзгод, прежде чем избавиться от недуга индивидуализма, обрести утешение в полезной деятельности. По мысли Жорж Санд, любовь, брак, семья могут объединять людей, способствовать их истинному счастью; важно лишь, чтобы нравственные законы общества гармонировали с природными потребностями человека. Этические нормы буржуазного общества принижали роль женщины, она должна подчиниться мужчине. Лелия отрицает этот ложный принцип; обращаясь к женщинам, она убеждает их сохранить чистоту и гордость в браке. «Им чересчур много говорят о счастье, которое, возможно, и узаконено обществом: это ложь! Их заставляют верить, что, встретят в мужьях своих ту же любовь и верность: это обман! Говорить им надо не о счастье, а о добродетели; надо научить их в мягкости быть твердыми, в терпении неколебимыми, в преданности мудрыми и благоразумными». В 30-х годах Жорж Санд мечтала о реформе брака – закону, превращавшему
замужнюю женщину в безропотное и бесправное существо, она противопоставляла
союз сердец и интеллектов, ревностно оберегающих семейное счастье. Только
что закончился ее бракоразводный процесс, доставивший ей немало огорчений и
унижений, потому ее особенно занимали проблемы семьи. Она согласилась
написать для основанной аббатом Ламенне газеты «Ле Монд» ряд
публицистических статей, посвященных женскому вопросу, под общим названием Подобные этические принципы в тридцатых годах XIX века казались неприемлемыми с точки зрения официальной идеалогии и подвергались суждению на страницах буржуазной печати. Мнение о неравенстве мужчин и женщин в умственном отношении взыскалось и на страницах русской печати. Лев Толстой, опровергая взгляды ретроградов, утверждал, что мужчины и женщины в одинаковой степени должны служить человечеству: «Равенство в том, что одно служение столь же важно, как и другое, что одно немыслимо без другого. Мужчина призван исполнять свой многообразный труд, но труд его труда только полезен и его работа… когда они совершаются во имя истины и блага других людей… То же и с призванием женщины: ее рождение, кормление, взращение детей будет полезно человечеству только тогда, когда она будет выращивать не просто детей для своей радости, а будущих слуг человечества».[xx] Ставя вопрос о положении женщины во французском обществе, Жорж Санд
едва ли не впервые увязывает личную свободу женщины с общей проблемой
социального освобождения. Она утверждает, что независимое положение женщина
может завоевать лишь тогда, когда общественный строй будет основан на
принципах равенства и свободы, когда мужчины наравне с женщинами не будут
ощущать социальный гнет в своей повседневной жизни: «Женщины возмущены
против рабства; пусть они ждут того времени, когда мужчины станут
свободными, так как состояние всеобщего гнета несовместимо со свободой. Взгляд Жорж Санд на положение женщины в обществе позволяет ей прийти к выводу, что во времена античности и в эпоху Возрождения женщина занимала более почетное положение, играла более значительную роль в духовной жизни государства, нежели, например, при Людовике XV, в эпоху разнузданного разврата, нанесшую браку смертельный удар. Всецело поддерживая идею семьи, Ж. Санд вместе с тем осуждает тех, кто мыслит брак как союз неравных; при таких условиях ретрограды способны сделать его ненавистным и унизительным. По мысли автора «Писем к Марсии», корень зла таился не только в недостатках гражданского кодекса и в извращении нравов. В том, что униженная женщина с рабской покорностью смирилась со своим положением, повинна религиозная система воспитания, так как единственной нравственной поддержкой, предоставленной женщине, была религия, и мужчина, освободившись от своих общественных обязанностей, почел за благо, чтобы женщина соблюдала христианские предписания о страдании и молчании. Жорж Санд слыла нигилисткой в вопросах морали, разрушительницей
семейных устоев, убежденной противницей официального брака. Даже в начале Неравенство супружеских пар в зависимости от пола, святотатство, утвержденное общественными законами, различие обязанностей супругов, принятое общественным мнением, ложные понятия о супружеской чести и все нелепые взгляды, проистекающие из предрассудков и неправильных установлений, всегда будут уничтожать доверие между супругами и охлаждать их пыл, причем наиболее искренние, наиболее предрасположенные к верности пары будут прежде других опечалены, напуганы продолжительностью срока обязательства и быстрее других разочаруются друг в друге. В самом деле, отречение от личной свободы противно требованию природы и голосу совести, если оно происходит под чужим давлением, влекущим за собой невежества и грубости. Репутация борца за освобождение женщины создала ей во всех кругах общества много друзей, но еще больше врагов. Романтическая прелесть, которые были исполнены ее героини, соблазнила не одно женское сердце своей проповедью свободы. Поколебать семью в 30-х годах XIX века. В разгар реакции, такое свободное отношение к институту брака значило нанести удар одному из основных устоев буржуазного строя. Гейне писал: «Ее произведения, которые потом разлились по всему свету, осветили не одну темницу, лишенную всякого утешения, но зато они же сожгли губительным огнем и много тихих храмов невинности».[xxii] В «Истории моей жизни» Ж. Санд пишет о том, что ее разрыв с мужем в Жорж Санд умерла в 1876 году, когда ее писательская слава прочно
утвердилась во Франции и за ее пределами. Имя Жорж Санд неотделимо от
блестящего периода французской литературы XIX века. Виктор Гюго в своем
надгробном слове говорил: «Я оплакиваю мертвую и приветствую бессмертную. Я
любил ее, восхищался ею, благоговел перед ней… Я славлю ее за то, что она
была великой, и благодарю ее за то, что она несла людям добро… Разве мы ее
потеряли? Нет… Великие люди исчезают, но не превращаются в прах… Жорж Санд
была мыслью; она вне плоти, и вот она свободна; она умерла, и вот она жива. 1.2. Жорж Санд и И.С. Тургенев. Параллели взглядов на проблему женской эмансипации Романы и публицистические сочинения Жорж Санд были восторженно восприняты в XIX веке самыми выдающимися писателями и критиками России. Эта популярность великой писательницы и ее влияние на русскую литературу особенно прослеживается в творчестве писателей «натуральной школы» и прежде всего И.С. Тургенева, что будет рассмотрено нами ниже. Достоевский утверждал: «…Все то, что в явлении этого поэта составляло Тургенев определил в западноевропейской литературе два рода романов,
названных им «сандовским» и «диккенсовским». Подобного рода классификация
жанра красноречиво свидетельствовала о широкой популярности произведений Мечты и идеалы французской писательницы были близки и дороги ее
русским собратьям по перу. Писемский, назвав одну из глав своего романа Натуральная школа преклонялась перед Ж. Санд прежде всего потому, что
ее героини вступают в открытую и мужественную борьбу с буржуазным
обществом, его моралью и установлениями во имя человеческих прав униженной
этим обществом личности. Ее произведения стали интенсивно переводиться и
одобрительно оцениваться в России с 1842 года, особенно журналом Идеи Ж. Санд были созвучны многим писателям натуральной школы. Критика Следы влияния Ж. Санд заметны в повестях ее откровенных подражателей: У Ж. Санд женщина всегда сильнее, благороднее мужчины. При всех несчастьях она одерживает над ним моральную победу. В 40-х годах сильно понизился престиж героев и сильно возвысилось самосознание героинь. Натуральная школа настойчиво искала обыденных, будничных, подлинных коллизий и их разрешения. И здесь уже начинался отход от специфической жоржсандовской трактовки проблемы эмансипации. Ж. Санд стремилась дополнить критику существующих порядков утопий,
идеальными отношениями. Но так как в России уже слишком трезвым был реализм
натуральной школы, то сладкие, идиллические, надуманные концовки романов В начале 1850-х годов Тургенев оказывается на литературном распутье. Долгое время творчество Жорж Санд было близко Тургеневу. Вследствие
этого анализ проблем становления и жанрового своеобразия романного
творчества Тургенева в иных случаях немыслим без обращения к художественной
манере Жорж Санд, без сопоставления ее произведений, с указанной точки
зрения, с некоторыми его романами и в особенности с первым из них – романом Как известно, попытки такого рода уже предпринимались. Прежде всего
следует упомянуть о работах Вл. Каренина (Стасовой-Комаровой), в которых
роман «Рудин» бегло сопоставляется с романом «Орас» (1843). Ключом к пониманию того, как подчас своеобразно и неожиданно
использовались идейно-художественные традиции Жорж Санд в пору изначального
формирования романа Тургенева, является уже упомянутая статья о Интерес Тургенева к идеям и образам Жорж Санд наметился, как и у
большинства крупных деятелей русской литературы, его современников В связи с этим часто цитировалось, например, письмо Тургенева к Полине Впоследствии писатели как бы поменялись ролями. В 1872 году Ж. Санд напечатала свой очерк «Пьер Боннен», сопроводив его восторженным посвящением Тургеневу. Рассказывая о глубоком впечатлении, произведенном на нее «Записками охотника», с которыми она познакомилась довольно поздно по несовершенному переводу Шаррьера, Ж. Санд с особой теплотой охарактеризовала в этом посвящении свойственное Тургеневу «чувство трогательной доброжелательности», которым, по ее словам, «не обладали другие» русские «поэты и романисты… Вы – реалист, умеющий все видеть, поэт, чтобы все украсить, и великое сердце, чтобы всех пожалеть и все понять».[xxix] А еще через два года, прочтя повесть «Живые мощи», Ж. Санд, по словам П.В. Анненкова, писала Тургеневу: «Учитель, - все мы должны пройти вашу школу!»[xxx] Итак, в пору создания «Записок охотника» и позже Тургенева сближало с Благородный гуманизм Жорж Санд нередко придавал особую окраску
тургеневской этике, его высказываниям по вопросам литературно-общественной
жизни его эпохи. В феврале 1856 года Тургенев чуть не поссорился с Как видно из этих воспоминаний, Тургенев в споре с Толстым горячо
вступился за Ж. Санд, пропагандировавшую в своих романах идеи женской
эмансипации. И это несмотря на то, что в его собственной повести «Два
приятеля» уже была нарисована эмансипированная вдовушка Софья Кирилловна «Кто жил для лучших людей своего времени, Тот жил для всех времен.» И вот сейчас я устал от жизни, вы подарили мне частицу своего
бессмертия!»[xxxiii] В 1876 году, возмущенный равнодушием русской прессы,
не почтившей памяти скончавшейся Ж. Санд, Тургенев в письмах к Флоберу и в
редакцию газеты «Новое время» называл ее «великой писательницей», оказавшей Было бы, однако, большой ошибкой забывать о существенных различиях в
отношении писателя к личности Ж. Санд и ее творчеству. Сам Тургенев в
статье-некрологе для «Нового времени» говорит по этому поводу следующее: «Несмотря на то что Елена была превознесена выше облак ходячих как
лучший, как необыкновенно художественный тип русской «женщины-гражданки», -
писал Буренин В., - в замысле и компоновке этого типа, если говорить всю
правду, Тургенев позаимствовался из таких книжных источников, как романы Через несколько лет по существу аналогичные суждения, но в более
мягкой форме и с более широкими обобщениями были высказаны в «Критическом
этюде» Ю. Николаева. Возражая Тургеневу, называвшему Елену новым типом в
русской жизни, критик писал: «Но это не был новый тип, не только в русской
жизни, но даже и в русской литературе – не говоря уже о французской. В
романах Жорж Санд так усердно читавшихся и у нас, давно уже выводился
подобный тип – и, быть может, не без влияния Жорж Санд этот женский тип
сформировался и в русской жизни, со своеобразною, конечно, окраской и со
своеобразными очертаниями… существенные черты женщин и девушек этого типа
заключаются, по свидетельству самого Тургенева… «в смутном, хотя сильном
стремлении к свободе» и в искании «героя», которому бы девица или дама И все же как художественное целое роман «Накануне» находится вне сферы влияния Ж. Санд. В период создания и этого романа Тургенев уже «не поклонялся ей». В свете процитированных высказываний Тургенева о Жорж Санд как должное
воспринимается логика двойственного отношения к ней в статье о Роман «Племянница» является зачастую только удобным поводом для нападения на женский роман в целом и в особенности на ту его разновидность, которая получила широкое распространение и признание среди русских читателей благодаря писательской деятельности Ж. Санд. Прежде всего, ряд конкретных критических замечаний, высказанных по адресу Евгении Тур и вообще по адресу женщин-писательниц, имеет явное или скрытое, но в том и другом случае непосредственное отношение к Ж. Санд. Так, «в женских талантах» - причем при этом не делается исключения и для «самого высшего у них – Жорж Санд» - подчеркивается «что-то неправильное, нелитературное, бегущее прямо из сердца, необдуманное, наконец, - словом, что-то такое, без которого они бы на многое не покусились и, между прочим, на четырехтомный роман».[xl] Критическим отношением к русской и зарубежной «женской» беллетристике, просвечивающим в анализе романа «Племянница», как бы предуказаны некоторые характерные особенности в принципах формирования сюжетно-композиционной и образной системы «Рудина». В «Рудине» определенно чувствуется и тяготение к традиционным композиционным формам романа Ж. Санд и, в еще большей степени, активное отталкивание от них. Внешне схема любовной коллизии в романе Тургенева Известная зависимость Тургенева от Жорж Санд, оказавшаяся в
заимствовании некоторых приемов композиции, не вызывает особых сомнений. Характеристику связей Тургенева с Жорж Санд в области построения романа уместнее всего закончить словами французской писательницы: «…ни один ум не бывает тождествен другому и никогда одни и те же причины не вызывают в разных умах одинаковых следствий; поэтому многие мастера могут одновременно стремиться передать одно и то же чувство, разрабатывать один и тот же сюжет, не опасаясь повторить друг друга».[xli] 1.3. Женщины в творчестве И.С. Тургенева Женские образы в повестях и романах Тургенева привлекали внимание и
вызывали восхищение как в современной ему, так и последующей критике. Воздействие Ж. Санд так или иначе испытал Иван Сергеевич, как уже отмечалось выше. «Просмотрев» (собственное выражение Тургенева) роман Ж. Санд Обосновывая свою эстетическую позицию, Санд писала: «Нам
представляется, что миссия искусства есть миссия сочувствия и любви, что
современный роман… должен заставить полюбить своих героев, и я не стал бы
упрекать его, если бы иногда, в случае надобности, он даже позволил бы себе
немного их приукрасить». Изображая героев такими, какими они «должны быть», Принадлежа к плеяде русских писателей-реалистов, вышедших из натуральной школы, Тургенев не мог признать этот тезис справедливым. Как известно, он был убежден, что искусство прежде всего призвано исследовать существующую действительность. Поэтому высокую оценку он давал тем произведениям Ж. Санд, в которых, отказавшись от заранее заданной программы, она предавалась непосредственному творчеству, обнаруживая талант поэтического воспроизведения реальной жизни. Резко критикуя социально-утопические воззрения ж. Санд, Тургенев в то же время с глубоким уважением относился к французской писательнице как к личности, к ее неизменному стремлению проповедовать идеи добра и социальной справедливости. Вначале хотелось бы обратиться к одному из ранних произведений «Переписка» Тургенева была задумана в 1844 году. Сохранившийся
черновой автограф повести позволяет установить, что работа над ней началась
тогда же, в 1844-м, затем возобновлялась в конце 1849 – начале 1850 года. В Таким образом, «Переписка» создавалась Тургеневым в период особой популярности Ж. Санд в России, что и отразилось на ее содержании. Поставив перед собой задачу обнаружить несостоятельность жизненной
позиции героев повести, обратившись с призывом к своим читателям жить
действительной, реальной жизнью, а не отвлеченными идеалами, выработанными
в искусственной изолированности от повседневного человеческого бытия, Особое сочувствие у Тургенева вызывала героиня «Переписки» Марья Однако, устанавливая прототипы образа Марьи Александровны, следует
иметь в виду, что передовые русские девушки, к которым безусловно
принадлежали и Татьяна Бакунина и Ольга Тургенева, в свою очередь
находились под влиянием романов Ж. Санд. Ориентация на литературные образцы О том, что в русском обществе 1840-х годов сложилось устойчивое представление об облике русской девушке жоржсандовского типа и что такие девушки были нередкостью для среды провинциального дворянства, следует из самой «Переписки». Обывательское мнение о такой девушке изложено в девятом письме Марьи Александровны, которая рассказывает в нем о самой себе. Идея женской эмансипации, пропагандировавшаяся в романах Ж. Санд, была неотделима от ее социально-утопического идеала. Так, Белинский писал 15 января 1841 года Боткину: «Я понимаю теперь, как Ж. Занд мог посвятить деятельность целой жизни на войну с браком. Вообще все общественные основания нашего времени требуют строжайшего пересмотра и коренной перестройки, что и будет рано или поздно. Пора освободиться личности человеческой, и без того несчастной, от гнусных оков неразумной действительности…».[xlv] Именно поэтому женские образы, созданные Ж. Санд, подвергались
нападкам не только в обывательской среде, но и на страницах охранительных
русских журналов. Публицисты этого лагеря утверждали, что Ж. Санд подрывает
семейные устои, а Сенковский в «Библиотеке для чтения» неоднократно
утверждал, что ее романы – это «тайный панегирик прелюбодеяний». Анализируя развернувшуюся в 1830-1840-х годах полемику по поводу
творчества «Егора Занда», соглашаясь с теми, кто утверждал, что созданные
французской писательницей героини заключали в себе «будущий яд женского
протеста, женской эмансипации», Достоевский подчеркнул, что при этом важно
уяснить, «что от этого яда должно было погибнуть и что спастись». С его
точки зрения, героини романа Ж. Санд, их нравственные искания оказали
плодотворное воздействие на формирование национального характера русской
женщины второй половины XIX века. В этом убеждал личный опыт. В
заключительной главе июльского выпуска «Дневника писателя» за 1876 год В образе Марьи Александровны, героини жоржсандовского типа, Тургенев отразил только еще наметившийся в русском обществе процесс формирования нового женского характера, обусловленного задачами общенационального движения. В данном случае связь повести «Переписка» с творчеством Ж. Санд не является непосредственной. Марья Александровна взята была Тургеневым из русской жизни, о чем свидетельствуют реальные прототипы этого образа. Однако при чтении повести возникают и прямые ассоциации с некоторыми
произведениями Ж. Санд. Так, вероятно, замысел «Переписки» и характер ее
героини в какой-то степени были подсказаны Тургеневу романом Ж. Санд Отмечу сразу же, что художественная задача, поставленная перед собой А вот отрывок из седьмого письма Марьи Александровны: «Скажите мне – вы умный человек – спросили ли вы себя когда-нибудь, что такое русская женщина? Какая ее судьба, ее положение в свете – словом, что такое ее жизнь?.. мы, женщины, по крайней мере те из нас, которые не удовлетворяются обыкновенными свободами домашней жизни, получаем свое окончательное образование все-таки от вас – мужчин. Но тут-то и является различие между мужчиной и женщиной… большей частью девушка, у которой, на ее беду, мысль зашевелилась в голове… невольно отдаляется от своей семьи, от знакомых… разрыв скоро делается видимым… Они перестают ее понимать, готовы заподозрить каждое ее движение… Как не изнемочь в такой борьбе? Как жить и продолжать жить в такой пустыне?» Седьмым письмом Марьи Александровны заканчивается часть повести, написанная в 1844 году. Однако интерес Тургенева к проблемам женской эмансипации, как они ставились в произведениях Ж. Санд, нашел отражение в последних письмах Марьи Александровны, работа над которыми велась в 1854 году. Еще современники Ж. Санд отметили, что «Письма к Марси» - произведение
с автобиографической основой, что автор этого романа выразил в нем свой
собственный страстный протест против женского неравенства. Поэтому
неудивительно, что, задумав Марью Александровну по ассоциации с Марси, Повествование это, первоначально печатавшееся частями, вышло отдельным
изданием в 1854 году в Париже и приобрело широкую популярность не только в Таким образом, не может быть сомнения в том, что Тургенев хорошо знал эту книгу Ж. Санд. Современники Тургенева уловили в его произведениях сочувственное
отношение к Ж. Санд и некоторые из них не одобрили этого. Так, Вспоминая в связи с кончиной Ж. Санд о встречах с ней, Тургенев писал: Следует обратить внимание и на более поздние произведения В своих романах Тургенев, рисуя женские образы, преследует два начала
в русской женщине. Это общечеловеческое начало (Лиза из «Дворянского
гнезда») и активное начало, присущее времени (Наталья из «Рудина» и Елена
из «Накануне»). И. Тургенев довольно глубокое прослеживает два типа
женского характера. Как уже упоминалось выше, еще Пушкин подчеркивал в
женщине нравственные преимущества силы, цельные и чистые характеры,
ставившие ее выше «лишних людей» дворянской интеллигенции. Тургенев
углубляет и развивает это противоречие, противопоставление. «Сколько ты ни
стучись природе в дверь, не отзовется она понятным словом, потому что она
немая… Живая душа – та отзовется, и по преимуществу женская душа».[l] Такие женские образы производили глубокое впечатление на
западноевропейскую критику. «Если сущность любви, - писал Юлиан Шмидт», -
одинакова повсюду, тем не менее русская любовь в том виде, как описал ее Романист наделяет своих героинь чертами пленительной женственности,
сказывающейся не только в милой внешности, но и в душевной мягкости и
грации. Лизе «и стыдно было и неловко. Давно ли она познакомилась с ним, с
этим человеком, который и в церковь редко ходит, и так равнодушно переносит
кончину жены, - и вот уже она сообщает ему свои тайны… Правда, он принимает
в ней участие; она сама верит ему и чувствует к нему влеченье; но все-таки
ей стыдно стало, точно чужой вошел в ее девическую чистую комнату» Деликатность здесь не означает бесхарактерности. Отличительная
особенность женских образов Тургенева в том именно и состоит, что при своей
внешней мягкости они сохраняют полную непримиримость в отношении
воспитавшей их консервативной среды. Наталье Лагунской внутренне чужда ее
мать, ее светский салон, окружающие ее «довольно темные и мелкие существа». Тургенев делает своих героинь умными, решительными и бескомпромиссными. Таковы Наталья и особенно Елена. В романе «Рудин» И.С. Тургенев в обстановке дворянской усадьбы
запечатлен ряд весьма типических характеров 40-х годов. В противоположность
цвету дворянского общества, которое украшает салон Дарьи Михайловны Обаяние многих героинь Тургенева, несмотря на разницу их
психологических типов, заключается в том, что их характеры раскрываются в
моменты напряженного поэтического чувства. В этом сказалось влияние И вот Тургенев показывает поистине трогательную и обаятельную в своей любви к Рудину Наталью. Восприимчивая к поэзии и искусству глубоко чувствующая радость и горе семнадцатилетняя Наталья по духовному развитию возвышается над миром пигасовых и пандалевких. Наталья, как умный ребенок, рано заявила свою умственную жизнь каким-нибудь озадачивающим вопросом, метким замечанием, вспышкою своеволия. Сопротивляясь тепличному дворянскому воспитанию в семье, обходя запреты и нудные поучения матери и гувернантки, она жадно читала Пушкина, вдумчиво относилась к людям и ко всему происходящему вокруг. Наряду с природной нежностью и чуткостью Наталья воспитала в себе силу и решительность характера и готова была пойти куда угодно за любимым человеком, даже вопреки воле матери, наперекор любым препятствиям. Тургенев показал героиню в момент проявления ее лучших, сокровенных
чувств. Наталья глубоко полюбила Рудина. Этот огонь в ней разгорался
медленно, и действие его долгое время скрывалось от других и от нее самой;
а потом, когда она сама отдает себе отчет в своем настроении, она все-таки
скрывает его от других и одна, без посторонних свидетелей, хозяйничает в
своем внутреннем мире. Этой, сначала тайной и робкой, а потом открытой
любовью согрет и освящен каждый ее шаг, проникнуто каждое душевное
движение. В отличие от Рудина, который не уверен в своем чувстве, который Мысль о превосходстве женской любви над мужской прозвучала у Тургенева
в произведениях не один раз. Многие критики отмечали, что писатель обычно
проверял волевые качества своих героев на их отношении к любви. Наталья
вышла из своей борьбы крепче и вынесла из нее большой запас сознанного
опыта. Причины ошибки Натальи лежат не в ней самой, а в окружавших ее
обстоятельствах. Рудин был лучшим из окружавших ее мужчин, она его и
выбрала; что же делать, если и лучший оказался никуда не годным? Наталья
искала в любимом человеке жизни и силы, а наткнулась на вялое резонерство и
на позорную робость. Разрыв с Рудиным дается ей мучительно, однако при этом У Лизы эта решительность и бескомпромиссность смягчены, казалось бы,
внешней мягкостью. Но и она рвет связи с этим чуждым миром пошлости и
эгоизма, и совершает, может быть, еще более решительный поступок, чем Поистине замечательные слова сказаны о Лизе Калитиной С.М. Степняком- Роман «Дворянское гнездо» был написан в 1858 году. В 50-х годах Наиболее близка к «Дворянскому гнезду» повесть «Фауст». Эпиграфом к повести Тургенев поставил слова Гете: «Ты должен самоотрекаться». Мысль о том, что счастье в нашей жизни приходяще и что человек должен думать не о счастье, а о своем долге, пронизывает все девять писем «Фауста». Автор вместе со своей героиней утверждает: о счастье «думать нечего; оно не приходит – что за ним гоняться! Оно – как здоровье: когда его не замечаешь, значит, оно есть». В финале повести автор приходит к весьма грустному выводу: «Жизнь не шутка и не забава, жизнь даже не наслаждение… жизнь тяжелый труд. Отречение, отречение постоянное – вот ее тайный смысл, ее разгадка: не исполнение любимых мыслей и мечтаний, как бы они возвышенны ни были, - исполнение долга, вот о чем следует заботиться человеку; не наложив на себя цепей, железных цепей долга, не может он дойти, не падая, до конца своего поприща; а в молодости мы думаем: чем свободнее, тем лучше; тем дальше уйдешь. Молодости позволительно так думать; но стыдно тешиться обманом, когда суровое лицо истины глянуло наконец тебе в глаза». Подобный же мотив звучит и в повести «Ася». Причину неосуществившегося
счастья в этой повести Тургенев объясняет несостоятельностью «лишнего
человека», безвольного дворянского Ромео, который пасует в любви и позорно
капитулирует в решительный момент объяснения. Н.Г. Чернышевский в статье Весьма интересен отзыв П.А. Кропоткина, который, расценив повести Роман «Дворянское гнездо» отличается классической простотой сюжета и в
то же время глубокой разработкой характеров, на что обратил внимание еще Наряду с глубокими и актуальными идейными спорами в романе получила освещение этическая проблема столкновения личного счастья и долга, которая раскрывается через взаимоотношения Лаврецкого и Лизы, являющиеся сюжетным стержнем произведения. Образ Лизы Калитиной – огромное поэтическое достижение Тургенева- художника. Девушка, обладающая природным умом, тонким чувством, цельностью характера и моральной ответственностью за свои поступки, Лиза преисполнена большой нравственной чистоты, доброжелательности к людям; она требовательна к себе, в трудные минуты жизни способна к самопожертвованию. Многие из этих черт характера сближают Лизу с пушкинской Татьяной, что неоднократно отмечала современная Тургеневу критика. Лиза воспитана в религиозных традициях, однако в религии ее привлекают не догмы, а проповедь справедливости, любви к людям, готовность пострадать за других, принять на себя чужую вину, пойти, если это потребуется, на жертвы. Лизе присущи сердечность, любовь к прекрасному и – что самое главное – любовь к простому русскому народу и ощущение своей кровной связи с ним. Это здоровое, естественное и живительное начало, сочетающееся с другими положительными качествами Лизы, уже при первом знакомстве с ней почувствовал Лаврецкий. Возвратившись из-за границы после разрыва с женой, Лаврецкий утратил было веру в чистоту человеческих отношений, в женскую любовь, в возможность личного счастья. Однако общение с Лизой постепенно воскрешает его былую веру во все чистое и прекрасное. Сначала, еще не отдавая самому себе отчета в своих чувствах к Лизе, Лаврецкий желает ей счастья. Умудренный своим печальным жизненным опытом, он внушает ей, что личное счастье превыше всего, что жизнь без счастья становится серой, тусклой, невыносимой. Он убеждает Лизу искать личного счастья и сожалеет о том, что для него эта возможность уже утрачена. Потом, поняв, что он глубоко любит Лизу, и видя, что взаимопонимание с каждым днем растет, Лаврецкий начинает мечтать о возможности личного счастья и для себя самого. Внезапное известие о смерти Варвары Павловны всколыхнуло его, окрылило надеждой на возможность перемены жизни, на счастье с Лизой. Тургенев не прослеживает в деталях возникновение духовной близости между Лизой и Лаврецким. Но он находит другие средства передачи быстро растущего и крепнущего чувства. История взаимоотношений Лизы и Лаврецкого раскрывается в их диалогах и с помощью тонких психологических наблюдений и намеков автора. Но блеснувшая для Лаврецкого надежда была призрачной: известие о смерти жены оказалось ложным. И жизнь со своей неумолимой логикой, со своими законами разрушила светлые иллюзии Лаврецкого. Приезд жены поставил героя перед дилеммой: личное счастье с Лизой или долг по отношению к жене и ребенку. В статье «Когда же придет настоящий день?» Добролюбов указывал, что Перейдем теперь к образу Лизы Калитиной. Д. Писарев в своей статье о романе «Дворянское гнездо» не без основания считает Лизу «одной из самых грациозных женских личностей, когда-либо созданных Тургеневым. Лиза – девушка, богато одаренная природой; в ней много свежей, неиспорченной жизни; в ней все искренне и неподдельно. У нее есть и прирожденный ум, и много чистого чувства».[lv] Однако на первый план в оценке образа Лизы Писарев выдвигает
отсутствие жизненной активности, религиозность, преобладание чувства над
рассудком: «У Лизы чувство и воображение воспитаны на возвышенных
предметах; но они все-таки развиты несоразмерно, берут перевес над
мыслительной силой и… ведут к болезненным и печальным уклонениям».[lvi] К
этому тезису Писарев обращается в статье не раз, подчеркивая, что Подобное понимание принципиальных основ раскрепощения женщины
существенно отличается от того, что предлагал и намечал, например, Напомним ход рассуждений Писарева: «Воображение, настроенное с детства рассказами набожной, но неразвитой няньки, и чувство, свойственное всякой женской впечатлительной природе, получили полное преобладание над критической способностью ума. Считая грехом анализировать других, Лиза не умеет анализировать и собственной личности… Словом, она не только не достигает умственной самостоятельности, но даже не стремится к ней и забивает в себе всякую живую мысль, всякую попытку критики, всякое рождающееся осмысление. В практической жизни она отступает от всякой борьбы».[lviii] Случившееся с Лизой несчастье приводит ее к тому, что она признает себя виновною, называет себя мученицею, жертвою, обреченную страдать и молиться за чужие грехи. «Нет, тетушка, - говорит она: - не говорите так. Я решилась, я молилась, я просила совета у бога. Все кончено; кончена моя жизнь с вами… Счастие ко мне не шло; даже когда у меня были надежды на счастие, сердце у меня все щемило… Чувствую я, что мне не житье здесь, я уже со всем простилась, всему в доме поклонилась в последний раз. Отзывает меня что-то, тошно мне, хочется мне запереться навек. Не удерживайте меня, не отговаривайте; помогите мне, не то я одна уйду…». И так кончается жизнь молодого, свежего существа, в котором была способность любить, наслаждаться счастьем, доставлять счастье другому и приносить разумную пользу в семейном кругу. Д. Писарев делает такой вывод: «Отчего же уклонилась от этого пути Женщине, как и мужчине, дана одинаковая сумма прирожденных способностей; но воспитание женщины, менее реальное, менее практическое, менее упражняющее критические способности (нежели воспитание мужчины), с молодых лет усыпляет мысль и пробуждает чувство, часто доводит его до неестественного, болезненного развития. Тургенев «высказал свое мнение об образовании женщины в создании личности Лизы и в своем отношении к этой личности: он сочувствует ее прекрасным качествам, любуется ее грациею, уважает твердость ее убеждений, но жалеет о ней и вполне сознается, что она пошла не по тому пути, на который указывают человеку рассудок и здоровое чувство».[lx] Как видим приговор критика по отношению к Лизе Калитиной достаточно
суров. Но справедлив ли он? Думается, что не вполне. Писарев несколько
односторонне трактует этот образ. Писарев не понял, отмечает исследователь
творчества Тургенева С. Петров, что и самая передовая мысль могла родиться
лишь на почве того высокого чувства долга и сознания ответственности,
которыми полна Лиза. Более того, обращение к вопросам о смысле жизни
человека, об его ответственности перед другими уже говорило о пробуждении
сознания женской молодежи, и поэтому нужно было что-то новое, что наполнило
бы жизнь таких цельных и героических натур, как Лиза, действительно
героическим, связанным с жизнью всего народа. Но это новое принесла с собой
только эпоха 60-х годов, переходом к которой в творчестве Тургенева явился
образ Елены Стаховой из «Накануне». А для 40-х годов такие девушки, как Цельный и непоколебимый характер Лизы словно подготавливал читателей к появлению таких героических натур, как Елена Стахова, способных не только на жертвенность и отречение от личного счастья, как Лиза, но и на борьбу за счастье угнетенного народа, которое сливается для Елены с личным счастьем. Лиза Калитина – прямая предшественница Елены Стаховой. Обеих героинь
объединяет напряженность внутренней, духовной жизни. Уход Лизы в монастырь Как справедливо заметил С. Петров, «ее уход в монастырь объективно был такой же формой протеста против уродств крепостной жизни, как и самоубийство Катерины из «Грозы» Островского».[lxi] Исследователь затрагивает и философскую проблематику романа: «…в Период конца 50-х –начала 60-х годов подвели Тургенева к мысли о необходимости появления «сознательно-героических натур». И такие натуры найдены писателем в романе «Накануне» (1860). Это Елена Материалом для романа «Накануне» послужила подлинная история
взаимоотношений помещика Каратеева и болгарина Катранова с русской
девушкой. В 1855 году молодой помещик Василий Каратеев – сосед Тургенева по
имению в Мценском уезде – влюбился в Москве в девушку, которая склонна была
ответить ему взаимностью. Однако, познакомившись с яркой личностью –
болгарином Катрановым (прототип Инсарова); она предпочла его Каратаеву. В «Накануне», как и в предыдущих романах Тургенева, человеческая и
общественная состоятельность героев проверяется взаимоотношениями с
женщиной, олицетворяющей у Тургенева высшее духовное начало. «Тургенев, -
пишет С. Петров, - подводит к Елене одного за другим героев своего романа,
как бы представляя в них различные общественные и нравственные идеалы,
воплощавшие определенные исторические тенденции русской жизни того времени. В центре романа – болгарин Инсаров и русская девушка Елена Стахова. Добролюбов не случайно придавал в романе «Накануне» большое значение
образу Елены. Он считал ее настоящей героиней, во многом возвышающейся над Елене свойственны необычайная жажда деятельности, целеустремленность, способность пренебречь мнением и условностями окружающей среды и, главное, непреодолимое стремление быть полезной народу. Умная, сосредоточенная в своих помыслах, она ищет человека волевого, цельного, не пасующего перед препятствиями, видящего в жизни широкую перспективу и смело идущего вперед. Елена поставлена в романе перед выбором между Берсеневым, Шубиным и Шубин – представитель искусства, видящий в нем служение одной красоте. И вот она впервые слышит об Инсарове как о человеке, который хочет
освободить свою родину. Она не видела еще этого человека, но с
воодушевлением говорит о нем: «У него, должно быть, много характера… И молодой ученый Берсенев, и скульптор Шубин влюблены в Елену, оба хорошие люди. Но нет в них того ярко выраженного деятельного начала, которым наделен в избытке Инсаров. И Берсенев и Шубин заурядны. Инсаров же привлекает Елену именно потому, что он деятелен, что он борец за высокие идеалы. Инсаров действительно человек новой эпохи. Цельность натуры «железного
человека» (по характеристике Берсенева) придает ему силу и даже величие,
которых Елена не обнаруживала ни у кого, с кем ее сталкивала жизнь до
встречи с Инсаровым. Елена, ожидавшая увидеть в Инсарове что-то Инсаров спешит на свою родину в тревожное и опасное время, он бредит
идеей освобождения Болгарии даже перед самой смертью. Чтобы дать понятие о
любви Инсароа к родине, - Тургенев заставляет его бороться с любовью к Елена сделала свой выбор, переступила «порог», связав свою судьбу с Демократическая критика пятидесятых годов трактовала образ Елены как
идеальный и реальный в одно и то же время. Подчеркивая типичность образа Образ Елены – образ жесткой целеустремленности. Эта
целеустремленность, по мнению Турегнева, может привести к обеднению
внутреннего мира героини. Но, несмотря на это, героини тургеневских романов Как заметил Д.И. Писарев, «Елена раздражена мелкостью тех людей и
интересов, с которыми ей приходится иметь дело каждый день. Она умнее своей
матери, умнее и честнее отца, умнее и глубже всех гувернанток, занимавшихся
ее воспитанием; она раздражена и не удовлетворена тем, что дает ей жизнь;
она с сознанным негодованием отвертывается от действительности, но она
слишком молода и женственна, чтобы стать к этой действительности в трезвые
отрицательные отношения. Ее недовольство действительностью выражается в
том, что она ищет лучшего и, не находя этого лучшего, уходит в мир
фантазии, начинает жить воображением».[lxviii] Писарев считает, что в то
время как Елена мечтала о чем-то, хотела что-то сделать, искала своего
героя, находилась в мире свои грез, жила придуманной ею жизнью, условий, в
которые она была погружена, было «слишком достаточно для того, чтобы
действовать и бороться».[lxix] В финале своих рассуждений о Елене критик
ставит перед собой и перед писателем ряд вопросов: нашла ли Елена своего
героя в Инсарове? Вопрос этот очень важен, потому что ведет к решению
общего психологического вопроса: что такое мечтательность и искание героя? Прав ли Писарев в своем беспощадном выводе? Скорее, стоит согласиться со взглядом Добролюбова на образ Елены. Как отмечалось выше, Тургенев в романе «Накануне» вывел новый тип людей – «сознательно-героических натур», а личность, поступки Елены, которую не сломили тяжелые испытания жизни, вполне отвечают этому определению. Она смогла переступить через многое и заслуживает того, чтобы находиться в ряду лучших женских образов. Мастерство Тургенева как психолога состоит в том, что в живом и
непроизвольном развитии женского характера им в полной мере показана
своеобразная неповторимая идеальность каждой из героинь. Мы видим Елену на
всех этапах ее жизни, начиная с детских лет, когда она познакомилась с Подводя итог всему сказанному выше, надо заметить, что Тургенев в своих женщинах подчеркивает нравственную чистоту и требовательность, высокие культурные запросы, духовную глубину, решительность – все то, что мы теперь молчаливо вкладываем в понятие «тургеневских девушек». Глава 2. Английская литература. Творчество Шарлотты и Эмилии Бронте Критический реализм как ведущее направление утверждается в английской литературе в 30-40-е годы XIX века. Своего расцвета он достигает во второй половине 40-х годов – в период наивысшего подъема чартистского движения. В 30-40-е годы выступают такие замечательные писатели-реалисты как В истории Англии этот период – время напряженной социальной и идеалогической борьбы. Политическая атмосфера в стране накалилась особенно в 1846-1847 годах, т.е. в канун европейских революций 1848 года. Во второй половине 40-х годов выступила замечательная плеяда чартистских поэтов и публицистов, произведения которых звали к классовой борьбе, к международной солидарности рабочих; они отличались большой социальной глубиной и политической страстностью. В годы, предшествующие революции 1848 года, были созданы лучшие
произведения английского критического реализма. Именно в это время выходят
романы «Ярмарка тщеславия» У. Теккерея, «Джейн Эйр» и «Шерли» Шарлоты Все эти произведения с большой силой отразили настроения широких народных масс, их протест против гнета капитализма. И именно поэтому писатели-реалисты, не принимавшие непосредственного участия в рабочем движении, не являвшиеся сторонниками революционных методов борьбы, были близки английскому пролетариату, всему народу Англии в его борьбе против оков капиталистической эксплуатации. В трудах буржуазных ученых и писателей утверждалось понятие В своем творчестве английские реалисты XIX века всесторонне отразили жизнь современного им общества, правдиво воспроизвели типические характеры в типических обстоятельствах. Объектом своей критики и осмеяния они сделали не только представителей буржуазно-аристократической среды, но и ту систему законов и порядков, которая установлена власть имущими. Писатели-реалисты ставят проблемы большой социальной значимости, приходят к таким обобщениям и выводам, которые непосредственно подводят читателя к мысли о бесчеловечности и несправедливости существующего общественного строя. Своекорыстию буржуазных дельцов писатели-реалисты противопоставили нравственную чистоту, трудолюбие и стойкость простых людей. Трезвый реализм, суровая критика капиталистических порядков сочетается
с романтическими мотивами, ситуациями и образами. Романтическое начало
проявляется в произведениях реалистов в разной форме и в разной степени. Блестящих успехов в английской литературе XIX века и особенно в 40-е
годы достигает жанр романа, в котором появляются новые герои. Это не просто
люди из народа, а люди, глубоко задумывающиеся над жизнью, тонко
чувствующие, горячо реализующие на окружающее и активно действующие (Джон 2.1. Биография семейства Бронте Ярким и значительным явлением в развитии английского критического
реализма было творчество сестер Бронте. Они выступили в конце сороковых
годов. Их творчество одушевлено пафосом протеста против социальной
несправедливости и неравноправного положения женщины в буржуазном обществе. Героини сестер Бронте уже не только романтичны в своем гордом протесте
или героическом стоицизме: они наделены достаточно трудовым пониманием
окружающей социальной обстановки и не отторгают себя от общества, но
требуют от него признания своих прав на свободу, счастье и творческий труд. В произведениях сестер Бронте правдиво воспроизведен дух борьбы в обществе, они заставляют усомниться в справедливости, разумности и правомочности реально сложившихся отношений между теми, кто по своему положению должен подчиняться, но отказывается это делать. Обратимся к биографии семейства Бронте. Шарлотта, Эмилия и Анна Бронте
родились в местечке Хэтворт в Йоркшире в семье сельского священника Патрика Их отец, священник Патрик Бронте, ирландец, был смолоду простым
ткачом. Но он обладал редкими способностями и трудолюбием, мечтал учиться. После рождения младшей, Анны, умерла мать. Семья была бедна, но Патрик Когда Шарлотте было 8 лет. П. Бронте отдал четырех старших девочек в только что открывшуюся школу в местечке Кован-Бридж. Это была школа для девочек-сирот из семей священников, в ней готовили гувернанток. Но там были ужасные условия. Здесь умерли две старшие дочери П. Бронте. Он забирает домой больных Шарлотту и Эмилию. Больше он не повторял опыт бесплатного обучения своих дочерей: Шарлотта училась потом в очень хорошем платном пансионе. Страшные воспоминания о школе Кован-Бридж остались навсегда: писательница рассказывала о ней в своем лучшем романе «Джейн Эйр». Все дети Патрика Бронте очень рано начали писать, а сын Бренуэлл и Позднее Шарлотта работала учительницей в том же пансионе, где училась, а ее сестры начали работать гувернантками. В 1837 году она послала свои стихи поэту-лауреату Роберту Саути. Он пришел в негодование и ответил, что поэзия – не женское дело, она только отвлекает женщину от домашних обязанностей. Шарлотта с горечью ответила ему, что свои домашние обязанности она выполняет добросовестно. Но жажду творчества она не могла в себе подавить, как и ее сестра Эмилия. В 1842 году обе девушки поехали в Брюссель, надеясь в совершенстве овладеть французским языком. Это был замысел Шарлотты. У них не было денег, чтобы платить за обучение, но они взялись преподавать английский язык ученицам пансиона, где они учились. Таким образом, две взрослые серьезные девушки (Шарлотте было уже 26, Эмилии – 24) оказались на положении не то учениц, не то учительниц среди маленьких пансионерок, девочек из богатых семейств. Обучение в пансионе возглавлял Константин Эже, муж начальницы,
образованный человек, знаток литературы. Он высоко оценил первое
французское сочинение, написанное англичанками, увидел их озаренность и
предсказал, что они станут писательницами. Но он советовал много читать,
постоянно работать над своим стилем. Его советы и вера в их силы были
огромной поддержкой для Шарлотты; Эмилия, погруженная в себя, была к этому
более равнодушна. На следующий год она вообще не приехала в Брюссель. Но В 1846 году сестрам удалось выпустить сборник стихов под псевдонимом
братьев Белл. Критика с похвалой отозвалась о стихах Эллиса Белл (Эмилии). В 1847 году под теми же псевдонимами девушки послали в Лондон свои
романы. Романы Эмилии («Грозовой перевал») и Анны («Агнес Грей») были
приняты в печать, роман Шарлотты («Учитель») отвергнут. Это радовало В то же время сестры пытались открыть свой пансион для девочек. У них
были все данные для задуманного предприятия: педагогический опыт, хорошее
образование, прекрасное знание французского языка. Помещение в пасторском
доме было большое. Но не было ни денег, ни связей. Никто не приехал учиться Единственным крупным событием жизни сестер Бронте был литературный успех. Следует отметить, что обратились они к жанру романа после совета поэта-лауреата Саути, которому посылали свои стихотворения, прося его сказать свое мнение. Саути ответил, что «посвящать себя исключительно поэзии – не женское дело»[lxxi], но не запретил им заниматься поэзией, как приятным развлечением, с тем условием, чтобы «они не забывали для него своих женских обязанностей».[lxxii] 24 августа 1847 года Шарлотта Бронте выслала Смиту и Элдеру рукопись Слух о том, что никаких братьев Белл не существует, что роман «Джейн Возникло комическое недоразумение, связанное с именем Теккерея, которому Шарлотта посвятила «Джейн Эйр» (предполагалось, что образ сумасшедшей в романе был списан с его жены). Сестры Бронте получили материальную независимость и славу. Они могли
оставить тяжкий труд гувернанток и отдаться любимому литературному труду. Слава не принесла сестрам Бронте счастья. Их силы были надломлены
трудом, лишениями, непосильной борьбой. Любимый брат Бренуэлл, талантливый
художник, погибал на их руках от туберкулеза. Преданно ухаживающая за ним Она работала над своими новыми романами. В конце 1849 года вышел роман В 1853 году был опубликован роман «Вильетт» («Городок» - шутливое
французское название Брюсселя). Он оказался наиболее автобиографичным. На В Хэтворте появился новый обитатель – молодой священник Артур Белл Чтобы не огорчить отца, Шарлотта отказала жениху. Он решил стать
миссионером и собрался в Индию. Шарлотта простилась с ним, но, в последний
момент передумала. Она сказала, что выйдет за него замуж. Артур Белл Николс
остался в Хэтворте. Этот брак, который мог быть счастливым, длился недолго. 2.2. Взгляды Ш. Бронте на женскую эмансипацию и их освещение в романе «Джейн Эйр» В данной работе мы не будем касаться творчества Энн Бронте, но это не
значит, что по силе своего таланта и глубине образов ее «Агнес Грей» она
уступает своим старшим сестрам. Жизнь и творчество сестер Бронте всегда
интересовали как их современников, так и современных критиков. Отметим лишь
некоторые труды, посвященные им: «Семейство Бронте», «Бронте и их мир», В известной мере фрейдистский подход присущ и работе Марго Петерс Характерно, что с точки зрения борьбы за социальное равноправие
женщины рассматривают творчество Шарлотты Бронте и Патриция Бир, но
симптоматично, что в название своей книги она вынесла слова Джейн,
заключающие ее рассказ об отношениях с Рочестером: «Читатель, я вышла за
него замуж». Воодушевление, звучащее в этом восклицании, приобретает
оттенок всеобщей, символической декларативности, становясь выражением Тема женской свободы и равноправия, идеал полнокровной, яркой, не ущемленной условностями жизни были свойственны творчеству всех Бронте. Критика не раз отмечала, как созвучна современности и тема борьбы за
эмоциональное и гражданское равноправие женщины. Именно в творчестве Женщина в творчестве Бронте – существо свободолюбивое, независимое,
равное мужчине по интеллекту и силе характера. В этом аспекте интересна
связь творчества Бронте и с XVIII веком, веком Просвещения, почему, в
частности, закономерен вопрос о продолжении Шарлоттой и ее сестрами
традиции Мэри Уолстонкрафт и Мэри Шелли. Но эта же традиция была «передана»
сестрами Бронте и современникам. В Англии, например, образ Джейн нашел
отклик в поэме Э.-Б. Браунинг «Аврора Ли», героиня которой утверждает
ценность и равноправие женщины в мире духовном и в мире чувств. Особенно
много подражаний вызвала «Джейн Эйр» в Америке, где в 60-70-е годы «женский
роман», то есть роман, написанный женщиной и о женской судьбе, становится
очень популярным. Сразу же завоевавший большую известность и признание,
роман Бронте становится идеалом, по образу и подобию которого создается
множество произведений. Укореняется сама типология образа бедной, но гордой
девушки и конфликта, ситуации, «заданной» Шарлоттой Бронте в ее знаменитом
романе: героиня (не обязательно гувернантка, но, как правило, молодая
девушка или женщина) оказывается в неблагоприятных обстоятельствах и только
благодаря своей моральной цельности, стойкости, уму и характеру
преодолевает жизненные невзгоды. Более того – добивается успеха, в том
числе и прежде всего – материального. Такая, американская, трансформация
темы духовной и нравственной победы Джейн Эйр была, конечно, данью типично
буржуазному представлению о счастье и благополучии. Многие из этих
американских подражаний «Джейн Эйр» были, по сути дела, тривиальными,
мелодраматическими историями на тему «как мне повезло», и не случайно
подобная коллизия была высмеяна известным американским писателем Ф. Брет Центральный роман Шарлотты Бронте, в котором явно прослеживается
проблема эмансипации – «Джейн Эйр». Он привлек и поразил читателей образом
главной героини, смелой и чистой девушки, одиноко ведущей борьбу за
существование и за свое человеческое достоинство. История этой борьбы
рассказана от первого лица. Это не автобиография Шарлотты Бронте: история Недавно был описан прообраз Джейн Эйр. Английская газета «Дейли Мейл»
сообщила, что преподавательница Маргарет Коннор занималась исследованием
прообраза главной героини романа «Джейн Эйр». Ее исследование позволяет
сделать вывод, что прототипом героини явилась действительно существовавшая
женщина по имени Френсис Джейн Эйр. Жила она в Фулнеке, близ города Лидса,
где служила учительницей в школе при церкви. Просматривая церковные записи, Сначала Френсис Джейн Эйр и доктор Мечил скрывали свои отношения. Как удалось установить М. Коннор, в конце концов влюбленные поженились и были счастливы. Результаты поисков Маргарет Коннор были с признательностью восприняты А воображение создало роман, который читают уже больше 150 лет. Роман стал важной вехой в истории борьбы за женское равноправие. Со всей страстностью эмоциональной натуры Бронте рвалась к широким просторам большой и осмысленной жизни, которую угадывала за пределами своего узкого и нездорового мирка,но наталкивалась на условности, предрассудкии укоренившийся обычай. Брак и домашнее хозяйство либо унизительная роль гувернантки в зажиточных семьях – единственная перспектива, открывавшаяся в ту пору перед женщиной, - вызывают в Шарлотте негодование и протест. Заметим, что, если Жорж Санд – ее старшая современница – требует для женщины свободы в выборе любимого, Бронте идет много дальше и во всех своих книгах ратует за право женщины на выбор профессии и самостоятельного положения в обществе. Возмущение Шарлотты против несправедливости положения женщины в современном ей обществе определило впоследствии образы ее героинь. Первое издание романа полностью называлось: «Джейн Эйр. А какова сама была писательница, которой ко времени создания ее второго романа исполнился тридцать один год? Она была горда, самолюбива, искренна, обладала в высшей степени
развитым чувством собственного достоинства, которое иногда словно бы хочет
приголить чисто христианским смирением – но не смиренномудрием. Она умна и
очень ценит ум в себе и других. Она благодарна богу за способности, талант
и умеет уважать талант чужой. Она не зависима, вольнолюбива и непокорна
духом, честна и прямодушна, мужественна, стоична даже в безнадежности. Каковы взгляды Шарлотты Бронте на проблему эмансипации, что она подразумевает под ней и вкладывает в нее, как она реализовала их в обрисовке образа главной героини романа «Джейн Эйр» можно проследить при обращении к самому тексту. Образ Джейн Эйр – бедная сирота, которая должна пробить себе дорогу в
жизни. Она была призрена родственниками и рано испытала всю горечь попреков
куском хлеба. Но Джейн – пылкая, сильная натура; она годами может молча
сносить оскорбления, но она не простит их. Десятилетнюю сироту постоянно
окружает холод неприязни и отчуждения. Гэдехед-Плейс, где она живет под
опекой жены умершего дяди, жестокосердечной миссис Рид, для Джейн чужой
дом, где ее никто не любит. Все же, как Джейн ни мала, как ни несчастна,
она не совсем беззащитна: ее оружие – ее непокорный дух. Она еще может
смириться с холодностью и отчужденностью, хотя и тяжелы они для детской
души, но не с прямым насилием и оскорблением. Когда юный Джон, гордость
материнского сердца, пытается унизить ее, потому что она бедна и зависима,
а затем бьет, Джейн бунтует, отвечая ударом на удар. Запертая в спальне, Этого Джейн простить не может. С детства воспитанная на Библии, она
чувствует, что «ее попрали и она должна отомстить». Крошечная (она очень
мала ростом для своих лет) девочка бросает в лицо миссис Рид гневные слова: Интересно отметить, что Ш. Бронте не раз и не два заставит Джейн
думать и говорить о «рабстве» и «освобождении». Например, своего мучителя Джейн узнала еще одну истину в доме миссис Рид. Она отказалась назвать
своего «тирана» господином, как он того требует: «я не прислуга», - гордо
кричит она служанке Бесси, которая «тащит» ее в «заключение». «Вы хуже
прислуги», - возражает та и объясняет: слуги зарабатывают свой хлеб, а Бегло коснувшись событий в Ловудской школе, где Джейн провела восемь
лет, два из которых она была учительницей, Ш. Бронте представляет ее
читателю уже восемнадцатилетней девушкой, образованной, трудолюбивой и –
совсем одинокой. Настоятельное желание вырваться из Ловуда овладевает Торнфилдский период открывает новую полосу в жизни Джейн Эйр. Впрочем первое знакомство с Торнфилдом и его обитателями не предвещает никаких экстраординарных событий. После трех месяцев, проведенных в Торнфилде, беспокойная натура Джейн уже жаждет новых впечатлений, размеренный распорядок дня кажется ей утомительным, но тут происходит событие, круто меняющее всю ее жизнь: возвращается из Европы мистер Рочестер. Первая встреча Джейн и Рочестера происходит на дороге в январский
день, когда перед героиней неожиданно появляется всадник. Едва миновав Так Джейн Эйр еще раз отстояла свое человеческое достоинство, одержала победу, на этот раз – над человеком, которого она полюбит и который полюбит ее. Впрочем, она одержит над Рочестером не одну победу, потому что их
отношения почти на протяжении всего романа – постоянное единоборство воль,
интеллектов, представлений о жизни. Уильям Уильямс, литературный
консультант фирмы «Смит и Элдер», прочитал рукопись романа, отданную ему на
суд, за один вечер и ночь и не мог отрваться от захватывающего
повествования. Действительно, развитие отношений Джейн и Рочестера держит
читателя в постоянном нетерпении. Тут небезынтересно вспомнить деталь того,
что можно назвать творческой историей образа Джейн. Сестры Бронте долгими
вечерами, после того как весь дом отходил ко сну, читали друг другу
написанное за день, обсуждая все перипетии жизни, борьбы и любви своих
персонажей. Рассказывают, что однажды Шарлотта упрекнула сестер: зачем их
героини красивы? «Но ведь иначе читателя не привлечешь», - ответили Эмили и Ш. Бронте в своем романе как бы заранее предваряет нас о неизбежной
взаимной любви Рочестера и Джейн. Но заставить Рочестера страстно полюбить
маленькую гувернантку, всегда в черном, всегда серьезную, такую
непритязательную и скромную, - «жаворонка», как он потом ее назовет, - и
убедить читателя в подлинности, искренности и непреложности такой любви –
это было проявлением замечательного мастерства автора, его умения создать
психологически мотивированное действие и образ. Но от любимого Рочестера В этом Рочестер – полная противоположность Джейн, потому он слабее ее, потому в их единоборстве она одерживает верх. Но у Джейн есть еще одно, и главное, оружие, которое она всегда готова пустить в ход: гордость бедного, но честного человека, который скорее умрет, чем примет что-либо из милости или совершит поступок, противный ее человеческому достоинству. Однако она не только горда и самолюбива. Она – истинный друг. Внешне хрупкая – она преданна и надежна, изменить она не способна и всегда готова помочь и спасти. Однажды ночью Джейн спасла жизнь Рочестеру, когда увидела клубы дыма,
вырывающиеся из его спальни. Для нее было тайной то, что произошло, она
хочет знать причины чуть не случившегося пожара. Джейн жаждет увидеть После похорон миссис Рид Джейн возвращается в Торнфилд. И вот наступает объяснение. Как внимателен и даже ласков Рочестер, сообщая о своем желании скоро жениться! Он уже подыскал для Джейн место гувернантки – далеко, в Ирландии, и, уж конечно, они больше не увидятся. Тогда зачем он говорит странные слова о «нити», связующей их существа, о том, что, если эта нить порвется, он «истечет кровью», зачем уверяет Джейн, что в разлуке она его забудет, зачем предлагает остаться? Да, он просто настаивает на этом, она должна остаться, и так будет. Нет, этого не будет никогда – отвечает Джейн – она должна уйти и уйдет. «Неужели вы думаете, я останусь и смогу быть для вас ничем? Вы
думаете, что я неодушевленный организм, машина, которая ничего не
чувствует? Вы думаете, я стерплю, когда у меня изо рта вырывают кусок
хлеба, отнимают последнюю каплю живой воды из чаши моей? Вы полагаете, что
если я бедна, незнатна, некрасива, мала ростом, то у меня нет ни души, ни
сердца? Вы ошибаетесь! У меня столько же души, сколько у вас, и ровно
столько же сердца! И если Бог наградил бы меня красотой, а особенно
богатством, я бы постаралась сделать вашу разлуку со мной такой же тяжелой
для вас, как она сейчас тяжела для меня. Я теперь говорю с вами, отринув
заведенные правила, условности, даже мою смертную оболочку. Это мой дух
взывает к вашему, словно мы уже по ту сторону могилы и стоим у ног Господа Велико же потрясение Джейн, когда в ответ на страстную проповедь …Рочестер торопит со свадьбой. Церемония должна совершиться очень скромно, в присутствии только самых необходимых лиц. Но происходит непредвиденное. Открывается роковая тайна Рочестера. Священник уже готов связать жениха и невесту навсегда, но один из присутствующих в церкви не замечаемых Рочестером людей заявляет о невозможности свершения брака, потому что в Торнфилде, в заточении, живет безумная жена Рочестера. Это был брак по расчету, и Рочестер убежден, что Джейн простит его. В
отношениях Рочестера к Джейн Эйр и ее к нему Шарлотта Бронте резко
выставила разницу между положением мужчины и женщины, вековой эгоизм его и
ее самоотверженную преданность. Рочестер не думает о том, что он разобьет
жизнь Джейн, когда она узнает, что она не законная жена ему. Страсть
оправдывает его обман. Но не потому ли только, что жертвой этого обмана
была женщина. Никакая страсть не оправдала бы в его глазах мошенничества,
политического предательства. Джейн, напротив того, сделавшись невестой Между Джейн Эйр и Рочестером происходит сцена объяснений, до того пламенная, что скандализовала критиков, потому что вышла из-под пера женщины, и один из них написал даже, что автор «Джейн Эйр», вероятно, имел свои причины скрыть свое имя в такой таинственности, и что если он женщина, то наверно одна из тех, которые лишились права на общество своего пола. Итак, Джейн не может быть женой Рочестера, а любовницей быть не хочет, такова ее воля. Так заставляет ее поступить дан перед самой собой: она никогда не простит себе, если пойдет на компромисс. Зная, что Рочестер ей воспрепятствует, зная, что может и не устоять перед силой его и своей страсти, Джейн тайно покидает ночью Торнфилд. Керри Белл рассказывает о повседневной жизни Джейн, попадающей из романтической страны грез, где «цветут розы и жасмин» и где небо, «вечно пламенеющее и закатное», располагает к бурным объяснениям и волнениям любви и гордости, в страну реальную, для которой Шарлотта Бронте тоже когда-то нашла определение, страну, где «рассветы серы и скромны, а возникающий день», хотя бы ненадолго, «омрачен тучами». Одинокая, несчастная, смертельно усталая, Джейн не находит работы, вызывает только подозрение и неприязнь, везде ее гонят, принимая за нищенку. В Мур-Хаусе, добрые обитатели которого окажут ей помощь, она полумертвая от истощения падает на пороге дома пастора Сент-Джона и его сестер. Сент-Джон мечтает стать миссионером. Но ему нужна помощница в его делах. Он решает, что на роль его жены подходит Джейн, чьи трудолюбие и добросовестность он со временем успел оценить. Но неожиданно выясняется, что они родственники. Несмотря на это, Сент-Джон настаивает на своем предложении. Он случайно узнал о причине бегства Джейн из дома Рочестера, что
закрепило в нем уверенность, что она тот человек, который ему и нужен. В самом деле, почему бы Джейн не отправиться в Индию? Что ее
привязывает к Англии теперь, когда она потеряла Рочестера? Она по-прежнему
любит его и невольно сравнивает двух, столь непохожих людей. Если Рочестер Она покидает Мир-Хаус и спешит в Торнфилд, где ее ждет ужасное
зрелище: Торнфилда больше нет. Она видит обгорелый остов дома. В
деревенской гостинице Джейн рассказывают историю ее любви, и рассказчик,
старый слуга отца Рочестера, не жалеет энергичных выражений по поводу
невзрачной гувернантки. Она неизвестно почему «сбежала», а через два месяца
дом сгорел, и подожгла его дама, которая оказалась сумасшедшей женой
мистера Рочестера и которую держали взаперти под присмотром надежной
женщины Грейс Пул. Во время пожара, когда мистер Рочестер пытался спасти
жену, она выбросилась с крыши дома и разбилась насмерть, а на мистера И вот долгожданная встреча. Рочестер внешне так же силен и прям, как
прежде, но выражение его лица несколько изменилось, в нем есть отчаяние,
горестная задумчивость и угрюмая злоба, как у затравленного или плененного
зверя. Сцена узнавания и последующего объяснения Рочестера и Джейн полна
такой горячей радости и торжества настоящей любви, что заключительные
страницы романа – достойная, приподнято-романтическая кульминация
торнфилдской части. Любовь преодолела все превратности судьбы, но, самое
главное, героиня не поступилась своими принципами, не нарушила долг перед
самой собой. Джейн вышла замуж за Рочестера как равная, как любимая и столь
же горячо любящая, в конечном счете одержавшая победу в их долгом
единоборстве: восторжествовало ее представление о счастье, доме и любви. Но Ш. Бронте не могла довольствоваться для своей любимицы обыкновенным
браком, она усложняет ситуация: оказывается, что Джейн за 300 миль точно
слышала голос Рочестера, который в минуту тоски, близкий к помешательству,
позвал ветру и облакам отчаянный призыв: Джейн, Джейн, Джейн. Благодаря
слепоте Рочестера, Джейн необходима ему ежеминутно и отношения их
отличаются той всепоглощающей любовью, которая одна могла удовлетворить
пылкой натуре Джейн Эйр. «Мои заботы о муже поглощают все мое время, -
говорит героиня, - ни одна женщина не была так близка своему мужу, как я:
ни одна не была более костью от его костей, плотью от его плоти».[lxxxv] Но
скептикам при этих словах невольно напрашивается вопрос: если бы Рочестер
не был слеп, нашла ли бы Джейн такое полное удовлетворение в браке и не
пожалела бы о миссионерстве. Других подвигов, кроме миссионерства, Критика была оскорблена ролью, которую любовь играет в романе. И вовсе
не потому, что в этом романе автор главной задачей жизни ставит любовь, но
потому, что любовь заговорила в нем языком страсти, а не условно приличными
фразами, которыми объясняются героини чинных романов. Английская чопорность
не могла простить автору, тем более женщине, следующих фраз: «Раздражение
его дошло до последней степени; он схватил меня за руку и крепко обнял
меня. Он, казалось, пожирал меня пламенными взглядами. Физически я была в
его объятиях в такой же опасности, как и соломенка, носящаяся над тягой и
пламенем ночи, но нравственно я вполне владела собой и во мне было ясное
сознание моего близкого спасения».[lxxxvi] За эту фразу Quarterly Review
облило Бронте помоями ругательств и грязных намеков. Часть публики,
державшаяся воззрений Quarterly, не могла простить эту фразу женщине, и Равно непонятен и восторг прогрессивной английской критики,
приветствовавшей появление этого романа как «необыкновенно светлого явления
в литературе».[lxxxviii] Положим, что он имел неоспоримые достоинства и
резко выдавался из бесчисленного множества бесцветных рутинных романов
оригинальностью характеров, завязки и силой и глубиной чувства, но читатель
из беглого обзора содержания видел, что он не может быть одним из тех
светлых явлений литературы, которые отмечают шаги общества вперед. Роман не
указывает выхода из тесных рамок пасторской морали; протест, который смутно
шевелится против них, был подавлен. Герой Рочестер, воплощение этого смутно
бродившего протеста, против несправедливо сложившихся устоев общества, не
титан, который мог бы быть страшен для них, а просто избалованный барин,
который любовь ставит целью жизни и, чтобы добиться этой цели, тратит
столько ума, энергии, хитрости и страсти, сколько хватило бы на то, чтобы
обусловить в парламенте успех самой радикальной реформе. Он – воплощение
минутного узкого протеста исключительно во имя собственного «я». Что нового оказала в романе Шарлотта Бронте, если он вызвал в обществе и в литературных кругах критику разного толка? Что представляет собой роман по сути? Прежде всего следует отметить некоторый синтез в «Джейн Эйр» черт
романтизма и реализма. И это касается не только самого текста, где зачастую
реалистичный план сменяется романтическим и наоборот. Это можно проследить
и на самих образах романа. Так, например, Джейн бунтует, но она одиночка. Но романтические экскурсы не лишали ни образ Джейн, ни роман реализма: сквозь романтический покров явственно пробивался свет современного реального дня. Именно этим и объясняется раздраженная реакция «Квотерли ревью». И причина была. Героиня, подневольное существо, «бедная и незнатная», стала олицетворением свободолюбия и страстной жажды справедливости, которой буквально была наэлектролизована общественная атмосфера Англии 40-х годов. Рочестеру, образу во многом романтическому, противопоставлена бедная, реалистически изображенная труженица, честно зарабатывающая кусок хлеба тяжким трудом, но обладающая огромным внутренним богатством и нравственным превосходством, перед которым меркнут его знатность, положение, имущественные привилегии. Вот почему в «Квотерли ревью» писали: «Джейн Эйр. Автобиография» прежде всего и абсолютно- антихристианское сочинение. На каждой его странице слышен ропот против преимуществ богатых и лишений бедных, и это – как все мы понимаем – есть ропот против божественного предустановления. В книге чувствуется гордыня и настойчиво утверждаются права человека, для которых мы не находим оснований ни в слове Вседержителя, ни в его произволении. Книга насквозь проникнута безбожным духом недовольства, самого большого и ядовитого зла, с которым в наши дни приходится бороться закону, и церкви, и всему цивилизованному обществу. Мы, не колеблясь, заявляем, что в «Джейн Эйр» выражены те же самые взгляды и мысли, которые ниспровергли власть и отрицают законы, божеские и человеческие, за границей и питают чартизм и смуту в нашей стране».[lxxxix] Так злободневная действительность вторгалась в роман, так знакомый романтизм и несколько абстрактный идеал свободной человеческой воли переосмыслялся в правдивом образе бедной девушки, больше всего ценящей свою независимость. Перед нами предстает неимущая гувернантка Джейн Эйр, которая зависит материально от своего хозяина Рочестера и находится у него в услужении, но тем не менее она смело говорит о равенстве с ним, богатым и знатным, о своем праве на счастье, о несогласии жить усеченной, лишенной радости, унизительной для ее человеческого достоинства жизнью. Такова нравственная, психологическая и социальная «формула» романа. В соответствии с духом времени Бронте утверждает приоритет нового человека, нового общественного самосознания человека свободолюбивого, готового на любые жертвы за признание своих жизненных прав. Утверждение такого самосознания, такой новой героини в литературе было одним из признаков реалистического освоения действительности и проникновения в суть общественных процессов. Вознесение этой новой героини в сознании читателей на пьедестал, который до этого занимал традиционный, романтический герой, - одно из качеств реализма писательницы. Джейн Эйр была новой героиней в английской литературе, новый по сравнению с тем распространенным в обществе идеалом викторианской «милой женственности», который, как нечто само собой разумеющееся, предполагал наличие «ангельского» характера и подчиненного положения в семье. Джейн отличалась и от героинь современных романов. Обычно женщина изображалась в привычном амплуа: ей надо было устроить свою жизнь, то есть обязательно выйти замуж, стать хозяйкой дома и так достичь некоего социального статуса – по мужу. Поэтому ее главное «занятие» в жизни быть очаровательной и «заставить» на себе жениться. Героини Шарлотты Бронте, укрывшая свою «неженственную»
индивидуальность под мужским псевдонимом, были совсем иными. Джейн – как
раз та самая «личность сама по себе», изобразить которую мечтала известная
английская общественная деятельница XVIII века, поборница женских прав, Некоторые мысли Шарлотты Бронте по этому поводу обнаруживают
поразительное совпадение с принципиальными положениями Фуллер. Более того,
получившая весьма скудное образование, Бронте тоже понимала, что благими
намерениями и прекрасным образованием (если бы даже оно было доступно всем)
проблемы «равных возможностей» не решить, хотя и отмечала в одном из более
поздних писем, что современных девушек лучше учат и они не опасаются
прослыть «синим чулком», как это было в годы ее молодости. Главное, однако,
в социальном положении женщины, считает Бронте, женщина должна завоевать
независимое положение, стать хозяйкой своей жизни, но в достижении этой
цели могут способствовать только меры радикальные. «Конечно, существуют
непорядки, которые можно устранить собственными усилиями, но столь же
верно, что существуют другие, глубоко укоренившиеся в фундаменте
общественной системы, к которым мы даже не способны подступиться, на
которые мы не смеем жаловаться и о которых лучше не думать слишком часто», Итак, равенство полов предполагало, по мысли Ш. Бронте, равенство
социальное, очевидно, политическое и, конечно, эмоциональное,
психофизическое. Сказать, что женщины чувствуют так же, как мужчины, уже
было большой смелостью в 40-х годах XIX столетия, тем более – для дочери
пастора. Смелостью было изобразить Джейн страстной натурой: Бронте рисует
иногда поистине непреодолимую страсть, которую Джейн удается сдерживать
огромным напряжением воли. Очевидно, и «физический» компонент ее чувства, и
смелость, с которой Керрер Белл утверждал его закономерность, вызвал
знаменательную ханжескую реакцию уже упоминавшегося «Квотерли ревью»,
брезгливо вопрошавшего, между прочим, «не женщине ли, которой по некоторой
существенной причине возбраняется общество представительниц ее пола»,
принадлежит роман, обнаруживающий «грубость» в трактовке некоторых сцен. Но
это точка зрения тех, кто хотел опорочить автора и тем самым оскорбить его. В своем романе силой таланта, присущего ей, Шарлотта Бронте заставляет
поверить нас в любовь Рочестера и Джейн и сделать правдоподобным счастливый
конец романа, хотя читатель не может иногда не думать, что такой конец
продиктован скорее субъективной авторской волей. А вот в «Грозовом
перевале» стихийные страсти главных героев – Хитклифа и Кэтрин,
невозможность им соединиться, предательство Кэтрин в конечном счете
объясняются весьма реальным социальным фактором: дворянским снобизмом «Грозовой перевал», несомненно, как и «Джейн Эйр», - сложное сочетание элементов романтизма и реализма, произведение, которое тоже можно охарактеризовать как явление переходное в эволюции английского романа XIX века от романтической эстетики к реализму. В какой-то мере, если вспомнить удачное определение У. Годвина, то «сказка» о реальной действительности. Второй роман Шарлотты Бронте – «Шерли» - имел такой же блестящий успех, как и «Джейн Эйр». Героиня его, Шерли, не похожая на чопорных и бледных мисс, которые усердно плодились романистками Англии, произвела общий восторг. Это причудливая, энергическая девушка, которая отстаивает свою свободу наперекор общественным предрассудкам и воле семьи. Незадолго до смерти она издала свой последний роман – «Villette». В чем же была тайна громадного успеха романов Шарлотты Бронте? В том,
что в ее романах общество почуяло живую правду. Она первая показала
обществу страдания женщины, которая видит закрытыми все пути жизни, кроме
единственного указанного ей природой и обществом, но видит и этот
единственный путь в руках случая. Она первая сказала обществу: «смотри, что
ты делаешь с нами». Тайна этого успеха заключалась еще в той, хотя и
искалеченной пасторской моралью силе, которая сказалась в ее романах. Этой
силе было тесно в тех рамках, в которые уложило ее общество. Шарлотта в
ранней молодости писала одной подруге: «Как я часто желала, чтобы судьба
определила мне жить в смутные времена последней войны, испытать
увлекательное возбуждение великих событий, при мысли о которых мой пульс
бился сильнее».[xciii] И это желание – общее молодости всех женщин, в
которых бродят живые силы. Их умы тогда были бы заняты великим общим
интересом, и, кто знает, быть может, обществу понадобились бы эти силы,
которые испаряются в бесплодном брожении. Разумеется, с годами воинственный
энтузиазм Шарлотты Бронте сменился разумным взглядом на бесчеловечные
бойни, позорящие человечество. Другой причиной ее громадного успеха было
то, что она была вполне по плечу своему времени. Если она стояла выше части
общества, исповедовавшей символ веры разных Домашних Бесед вроде «Quarterly Взгляды сестры Шарлотты – Эмилии Бронте – и ее творчество, идеи оригинальны, но во многом перекликаются с творчеством Шарлотты. В этой части работы мы более подробно осветим творчество еще одной из сестер Бронте – Эмилии Бронте. В своем романе она также, как и Шарлотта, вывела новую героиню и по-своему отразила положение женщины в современном ей мире. Эмилия Бронте начинала со стихов. Герои стихов Эмилии Бронте часто оказываются в положении бездомных скитальцев. Особенно печальна участь женщин: они теряют возлюбленных, родной кров, свободу. В груди Эмилии Бронте жил метяжный дух, роднивший ее с лучшими поэтами английского прогрессивного романтизма – Байроном и Шелли. Отдаленная от большого мир стенами пастората, она лихорадочно писала о тюрьмах, пытках, войнах, восстаниях, о своей жажде счастья, справедливости и свободы. Писательница мечтает пронести сквозь жизнь и смерть свободную душу и сердце без цепей. Слава пришла к Эмилии Бронте в сущности поздно, незадолго до смерти, хотя ей еще не было тридцати лет. Эмилия знала, что умирает от болезни, против которой медицина ее
времени была бессильна. Она встретила свою смерть со спокойным стонцизмом. «Ей не придется больше дрожать от жестокого холода и резкого ветра. «Она умерла, когда будущее сулило так много»,[xcv] – писала Шарлотта. Романы сестер Бронте резко выдавались свежестью и оригинальность в
массе фешенебельных, поучительных и чинных романов, которыми ежегодно
наводняют литературный рынок бесчисленное множество английских романистов. О творчестве Шарлотты и Эмилии Бронте написано огромное количество
исследований, монографий, биографий. Буржуазные литературоведы нередко
пытаются поставить «Грозовой перевал» выше произведений классиков
критического реализма на том основании, что Эмилия Бронте якобы раскрыла Ральф Фокс, принадлежащие к английской прогрессивной критике, дал глубокий анализ «Грозового перевала» своей работе «Роман и народ». Считая это произведение «одной из самых необыкновенных книг, когда-либо созданных человеческим гением»,[xcvi] Р. Фокс подчеркивает его органическую связь со своей эпохой: это – «вопль отчаянного страдания, вырванный из груди Эмилии самой жизнью. Книгу эту создала английская жизнь средневикторианского периода».[xcvii] 2.3. «Грозовой перевал» Эмилии Бронте. Героини в романе Сюжет романа «Грозовой перевал» навеян отчасти семейными преданиями. В «Грозовом перевале» изображена Англия, какой она была в 1847 году. Роман «Грозовой перевал» подвергся в свое время ожесточенным нападкам реакционных критиков. Их возмущало несходство этой книги с трафаретными викторианскими романами – полное отсутствие назойливого морализирования, смелое изображение характеров и страстей, сложных человеческих взаимоотношений. Действие романа происходит в глуши Йоркшира – на ферме Грозовой
перевал сквайров Эрншо и в поместье Мыза Скворцов потомственного судьи «Грозовой перевал» воспроизводит картину жизни в 1847 году. При всей легкости, непринужденности повествования, при всей естественной многосложности родственных связей между героями «Грозовой перевал» - это весьма искусно построенная книга, в которой самым тщательным образом продуманы технические проблемы композиции. Центральным стержнем произведения является история взаимоотношений Нелегко сколько-нибудь точно определить характер чувства, связывающего «Моими большими горестями были горести Хитклифа: я их все наблюдала, все переживала с самого начала! Моя большая душа в жизни – он и он. Если все прочее сгинет, а он останется – я еще не исчезну из бытия; если же все прочее останется, то не станет его, вселенная для меня обратится в нечто огромное и чужое, и я не буду больше его частью… любовь к Линтону, как листва в лесу: знаю, время изменит ее, как меняет зима деревья. Любовь моя к Хитклифу похожа на извечные каменные пласты в недрах земли. Она – источник, не дающий явного наслаждения, однако же необходимый. Нелли, я и есть Хитклиф! Он всегда, всегда в моих мыслях: не как радость и не как некто, за кого я радуюсь больше, чем за самое себя, - а как все мое существо».[xcviii] Узнав, что Кэтрин при смерти, Хитклиф восклицает: «Я не могу жить без жизни моей! Не могу жить без души моей!»[xcix] Каждый читатель понимает, что речь здесь идет о близости более глубокой, чем половое влечение, о чувстве более сильном, чем романтическая любовь. Это чувство закалилось в совместном бунте. Для того чтобы правильно
понять конкретную и чуждую романтике сущность произведения Бронте, чуждо
припомнить характер упомянутого бунта и обратиться к главным персонажам Огромное влияние оказали на Э. Бронте произведения романтиков Байрона и Шелли, ей были близки и поняты их герои – борцы против несправедливости и насилия. Основным персонажем своего романа она делает личность, похожую на героев романтических поэм Байрона. В характеристике Хитклифа преобладают романтические черты. Это фигура мрачная и зловещая. О его происхождении можно только строить догадки. В детстве – «хотя он был недурен собою, да и разумом не обижен, он умудрялся производить впечатление чего-то отталкивающего». И дальше писательница постоянно подчеркивает в его облике демоническое начало. Он «черен, точно родился от дьявола», его «брови угрюмо насуплены» и т.д. Он одинок, враждует со всем миром; никто никогда не сказал о нем доброго слова, напротив – «жесткий, как мельничный жернов, и зубастый, как пила», говорят о нем окружающие. Даже любящая его Кэтрин считает, что это «лютый, безжалостный человек, человек волчьего нрава». Как истинный романтический герой он наделен сильными чувствами – его страданий не выдержал бы заурядный человек; причина его разрушительной ненависти – попранная любовь, оскорбленное чувство человеческого достоинства. Кэтрин и Хитклиф не какие-нибудь романтические мечтатели, строящие воздушные замки. Они бунтуют против режима, при котором Хиндли с женой предаются дурацкому безделью, в то время как они должны в углубление под полками и вынуждены читать душеспасительную книгу «Прямой путь к погибели» под надзором лицемерного святоши Джозефа. Кэтрин и Хитклиф восстают против этой несправедливости, унижающей их
человеческое достоинство. Бунтуя, они обнаруживают, что нуждаются друг в
друге, что их сближает глубокая и горячая привязанность. Девочкой Кэтрин
была хоть и своенравна, но добра и ласкова; она трогательно связана к Это бунтарское выступление сразу же, чуть ли не с самого начала книги,
заставляет нас проникнуться сочувствием к Хитклифу. Понимая, что он
отстаивает человеческое достоинство, мы становимся на его сторону. Хитклиф
выведен деятельным и умным человеком, способным бороться за положительные
человеческие идеалы. Он – сознательный бунтарь. Именно в совместном участии Тем не менее хорошим задаткам в Хитклифе, его любви к Кэтрин Эрншо,
был нанесен непоправимый удар, когда Кэтрин предает Хитклифа и выходит
замуж за Эдгара Линтона, обманывая себя мыслью о том, что она сможет
удержать при себе и того и другого. Только потом обнаруживается, что,
отвергнув Хитклифа, она выбрала смерть. Однако характерно, что Но вернемся к истории взаимоотношений Кэтрин и Хитклифа. Итак, Кэтрин
согласилась выйти замуж за Эдгара Линтона. Конфликт здесь носит явно
социальный характер. Кэтрин соблазняется жизненным укладом Мызы Скворцов,
воплощающим для нее наиболее привлекательные, «удобные» стороны буржуазного
образа жизни. Она начинает презирать Хитклифа за его «некультурность». Он
не умеет поддерживать светскую беседу, не причесывается, ходит грязный,
тогда как Эдгар не только красив, но «…он будет богат, и я, разумеется,
стану первой дамой в округе. И смогу гордиться, что у меня такой муж».[c] Через некоторое время Хитклиф, повзрослевший и разбогатевший, возвращается в места, где прошли его детство и юность, и социальный конфликт вспыхивает с новой силой. С момента возвращения Хитклифа все попытки Кэтрин примириться с Мызой «Ты толкуешь, что она повредилась умом. Как ей бы не повредиться, черт возьми, в ее страшном одиночестве?»[ci] Эти слова Хитклиф произносит вскоре после того, как он совершил первый
из своих жестоких, чудовищных актов мщения – женился на Изабелле. Этот
поступок так отвратительно безнравствен, что, казалось бы. Просто
немыслимо, чтобы мы могли теперь всерьез принять нападки Хитклифа на Эдгара Мы по-прежнему сочувствуем Хитклифу, даже после его женитьбы на Казалось бы, слова Хитклифа о «страшном одиночестве» Кэтрин звучат
парадоксально: ведь, судя по всему, на Мызе Скворцов Кэтрин менее одинока,
окружена большей заботой и вниманием, чем в том случае, если бы она связала
свою судьбу с Хитклифом. В действительности Хитклиф с огромной
эмоциональной убежденностью, заражающей и нас, утверждает, что жизнь,
которую он предлагал Кэтрин, более естественна, более полноценна в
социальном отношении и более нравственна, чем жизнь в мирке Мызы Скворцов. Хинтклиф и Кэтрин отвергают общепризнанные нормы буржуазной морали – кульминационной здесь является сцена смерит Кэтрин. Казалось бы, вся обстановка действия толкает романистку на путь решения этой сцены в традиционных мелодраматических канонах. Кэтрин при смерти, и вот из мрака ночи является Хитклиф. Предсмертные муки героини – месть за поруганную любовь. Кэтрин Здесь перед автором открываются возможности: либо Кэтрин на смертном одре отвергнет Хитклифа, священные узы брака останутся нерушимыми и порок получит по заслугам; либо восторжествует истинная любовь. Вряд ли Эмилии Бронте даже в голову приходило остановиться на одном из
этих возможных решений: и то и другое опрокинуло бы замысел ее романа. Тот
факт, что Эмилия Бронте не пошла ни по тому, ни по другому пути,
свидетельствует о ее нравственной силе и художественном мастерстве. Ведь
отвергнув возможные традиционные решения, подсказываемые обстановкой
эпизода, автор придает этой сцене поистине удивительную моральную силу. Отношения между Кэтрин и Хитклифом, отражающие стремление к большей человечности и к большей нравственной глубине, чем способны вместить моральные нормы мира линтонов и эрншо, должны пройти через испытание, которому подвергает их здесь Хитклиф. Всякая полуправда, всякая попытка обойти жгучие вопросы, о которых идет речь, или смягчить их остроту, испортила бы все дело, была бы недостойна героев книги. Хитклиф знает, что одно и только одно может дать душевный покой Кэтрин, которую уже никакими силами нельзя спасти от смерти: полное и до конца честное осознание сущности связывающих их уз, принятие как этих уз, так и всего, что стоит за ними. Ни уговоры, ни сделка с совестью не дали бы надежды на душевное успокоение. Любое такое проявление слабости было бы унизительно для достоинства обоих, означало бы, что их жизнь прожита напрасно и что на пороге смерти ничего нельзя изменить. Хитклиф и Кэтрин, которая не желает быть похороненной среди Линтонов, под сводами церкви, и отвергает утешения христианства, сознают, что их отношения важнее самой смерти. Конец истории Кэтрин и Хитклифа скорее сказочный, фольклорный, чем
мистический. Обрекая свою героиню на загробные муки, Э. Бронте стремится
как можно сильнее наказать ее. В то же время скитания Кэтрин после смерти и
особенно появление духа Кэтрин у окна ее девичьей спальни символически
раскрывают мысль о невозможности человеческого счастья в буржуазном мире. Но Э. Бронте не останавливается на достигнутом. Перед нами предстает новая история любви – Кэти и Гэртона. Если Кэтрин Эрншо, эта бунтующая, мятежная душа, порывистая и трагически надломленная женщина, столь не похожая на кротких и доброжелательных героинь стереотипного английского романа и во многом схожая, скорее, со своим возлюбленным, трагедия и вина которой в том, что она, по выражению Хитклифа, «предала свое собственное сердце», искреннюю любовь к товарищу детства променяла на богатство и положение в обществе, погибает, замученная угрызениями совести, то ее ошибку искупает ее дочь. Эмилия Бронте безгранично верит в человека, поэтому закономерна такая эволюция романа и неслучайно введение в сюжет взаимоотношений Кэти и Гэртона. Характеризуя Кэти и Гэртона, Э. Бронте постоянно подчеркивает, что это
здоровые, полные сил и энергии молодые люди. Кэти в детстве – красавица,
очень живая, с большим чувством фантазии, поэтическая натура, чуткая ко
всему прекрасному; ей знакомы и сильные чувства, но в отличие от ее матери
у нее более мягкий характер. Маленькая Кэти больше прислушивается к голосу
чувства, хотя и успела уже проникнуться кастовыми предрассудками своей
среды. Когда она с пренебрежением отворачивается от Гэртона, узнав, что он
батрак в доме Хитклифа, перед нами как бы вновь оживает ее надменная мать,
и кажется, что трагедии растоптанной юной любви суждено повториться. Но в
душе Кэти берет верх светлое гуманистическое начало. В том, что Кэти и Кэти не дала сломить себя одиночеству и отчаянию, как была сломлена ее мать: она смогла устоять против злобы и жестокости Хитклифа, чему способствовало ее сближение с Гэртоном, первой и единственной воспитательницей которого была Нелли, вложившая в него то доброе начало, которое не позволило Хитклифу до конца испортить юношу. Гэртон впервые предстает перед читателями грубым, неряшливым, дерзким
и неотесанным. В то же время он – «молодой силач, красивый с лица, крепкий
и здоровый»; он не глуп, в нем нет «и тени боязливой податливости». В
мстительных планах Хитклифа Гэртон играет важную роль: всячески унижая Хитклиф, видя зарождение любви Кэти и Гэртона, начинает понемногу понимать причины неудачи своей мести. Хитклифу не удается лишить Гэртона гордости и самолюбия. Кэти сумела превратить Гэртона из врага в друга, отогрела его теплом своей человечности; научила грамоте и убедила в необходимости сопротивляться насилию и злу. Кэти и Гэртон отнюдь не являются в романе простым воссозданием в новом
облике прежних Кэтрин и Хитклифа, это, как отмечает в своем критическом
очерке, посвященном «Грозовому перевалу» Дж. Клингопулос, совершенно иные
люди, даже более мелкие люди, и, уж конечно, люди, не наделенные такими
сильными страстями, как Кэтрин и Хитклиф. Но тем не менее они символизируют
собой непрерывность и преемственность жизни и человеческих стремлений. Путь Кэти и Гэртона – это путь активной защиты человеческого достоинства, любви, дружбы и единства людей, объединенных высшими человеческими интересами. Прежняя неистовая ярость уитхла в душе Хитклифа. Он убедился в бессмысленности борьбы, которую вел, мстя за свое попранное человеческое достоинство, борьбы против мира власть имущих и собственников, в которой он избрал орудиями мести ценности этого мира. Подобно тому как Кэтрин была вынуждена полностью осознать весь нравственный ужас измены своей любви, так и он, Хитклиф, тоже должен понять весь ужас собственной измены своей человеческой сущности. Теперь, взглянув в лицо суровой правде, он может умереть, пусть не как торжествующий победитель и благородный герой, но, во всяком случае, как человек, предоставив тем самым Кэти и Гэртону возможность продолжать начатую им борьбу. В смерти своей он вновь обретает человеческое достоинство. Именно это второе обретение человеческой ценности, открытие Хитклифу
сущности его заблуждений – причем помощь приходит не со стороны
презираемого им мира, - а также изображение растущего чувства любви между Главное же, мы постигли сущность чувства, связывающего Кэтрин и Только после того, как с Хитклифом совершается перемена и он снова с
помощью Гэртона (а следовательно, в конечном счете, и с помощью самой В «Грозовом перевале» нашли свое отражение сложные философские взгляды
писательницы. Здесь сказались свойственные для Эмилии Бронте представления
о мироздании. Роман свободен от ортодоксальной религиозности: Хитклиф и На протяжении всего романа прослеживаются черты романтизма, влияние
которого сказывается не только в интересе писательницы к роковым
человеческим страстям, но и в языке, которым описаны эти страсти, и в
пейзаже, неизменно сопровождающем события и переживания героев. Характерная
романтическая образность появляется в языке романа, когда Э. Бронте
заставляет героев высказываться о своей любви или рисует патетические
сцены. «Люби он ее всем своим ничтожным существом, - говорит Хитклиф об «Грозовой перевал» имеет сложную, но очень четкую композицию. В нем
почти нет второстепенных действующих лиц. Каждый из персонажей обрисован
резкими и яркими мазками и несет максимальную сюжетную нагрузку. Внимание
читателя не отвлекается на детали; все повествование, похожее своим
трагизмом и мрачностью на древнюю сагу, сконцентрировано вокруг одной темы В своей работе, посвященной «Грозовому перевалу» Эмилии Бронте, З А К Л Ю Ч Е Н И Е Проблема женской эмансипации занимает чрезвычайно важное место в русской и зарубежной литературе. Одной из писательниц, впервые остро поставившей вопрос о положении женщин, в европейской литературе стала Жорж Санд. Она впервые увязывает личную свободу женщины с общей проблемой социального освобождения. Взгляд Жорж Санд на положение женщины в обществе позволяет ей прийти к выводу, что во времена античности и в эпоху Возрождения женщина занимала более почетное положение, играла более значительную роль в духовной жизни государства, нежели, например, при Людовике XV, в эпоху разнузданного разврата, нанесшую браку смертельный удар. Всецело поддерживая идею семьи, Ж. Санд вместе с тем осуждает тех, кто мыслит брак как союз неравных; при таких условиях ретрограды способны сделать его ненавистным и унизительным. Репутация борца за освобождение женщины создала ей во всех кругах общества много друзей, но еще больше врагов. Ромкантическая прелесть, которой были исполнены ее героини, соблазнила не одно женское сердце своей проповедью свободы. Поколебать семью в 30-х годах XIX века. В разгар реакции, такое свободное отношение к инстинкту брака значило нанести удар одному из основных устоев буржуазного строя. Романы и публицистические сочинения Жорж Санд были восторжено восприняты в XIX веке самыми выдающимися писателями и критиками России. Эта популярность великой писательницы и ее влияние на русскую литературу особенно прослеживается в творчестве писателей «натуральной школы» и прежде всего И.С. Тургенева. Мечты и идеалы французской писательницы были близки и дороги ее
русским собратьям по перу. Писемский, назвав одну из глав своего романа Натуральная школа преклонялась пред Жорж Санд прежде всего потому, что
ее героини выступают в открытую и мужественную борьбу с буржуазным
обществом, его моралью и установлениями во имя человеческих прав униженной
этим обществом личности. Ее произведения стали интенсивно переводиться и
одобрительно оцениваться в России с 1842 года, особенно журналом Натуральная школа настойчиво искала обыденных, будничных, подлинных коллизий и их разрешения. И здесь уже начинался отход от специфической жорж- сандовской трактовки проблемы эмансипации. Ж. Санд стремилась дополнить критику существующих порядков утопий,
идеальными отношениями. Но так как в России уже слишком трезвым был реализм
натуральной школы, то сладкие идиллические, надуманные концовки романов Известная зависимость Тургенева от Жорж Санд, оказавшаяся в
заимствовании некоторых приемов композиции, не вызывает особых сомнений. Женские образы в повестях и романах Тургенева привлекали внимание и
вызывали восхищение как в современной ему, так и последующей критике. Мастерство И.С. Тургенева как психолога состоит в том, что в живом и непроизвольном развитии женского характера им в полной мере показана своеобразная неповторимая идеальность каждой из героинь. Писатель в своих женщинах подчеркивает нравственную и требовательность, высокие культурные запросы, духовную глубину, решительность – все то, что мы теперь молчаливо вкладываем в понятие «тургеневских девушек». В целом обсуждение проблем женской эмансипации в русской художественной литературе и критике шло в русле общеевропейских процессов и учитывало их опыт. В частности большой интерес представляет творчество английской писательницы Шарлотты Бронте и ее сестры Эмилии, с успехом переводившихся в России. Жажда независимости, стремление к справедливости, чувство собственного
достоинства, сознание своей эмоциональной и нравственной значимости,
этическая стойкость, гордость человека неимущего, честным трудом
зарабатывающего кусок хлеба, нежелание склонить голову перед авторитетом,
если он заключается только в преимуществах положения, привилегиях
происхождения, - вот истинная высокая мораль, утверждаемая сестрами Бронте
и делающая их творчество привлекательным для современного читателя. Романы Нравственный мир Бронте отрицал и сейчас существующий порядок вещей,
при котором моральное оскудение человека, агрессивное стяжательство,
духовная эксплуатация личности, психологическое и материальное закабаление
обществом считаются нормой и закономерностью. Это отрицание – их завет
будущему. «Жизнь есть борьба, и все мы должны бороться», - провозгласила Бронтевская тема женского равноправия с мужчиной в мире чувств и
мыслей прослеживается в романах современных английских писательниц,
например, Маргарет Дрэббл («Сквозь игольное ушко») и Дорис Лессинг Обратившись к современной литературе, можно понять, что она впитала многие достижения общественного сознания в разработке темы женской эмансипации. Героиня сегодняшней прозы разная. Типы женщины, которые мы встречаем в текущей литературе, достаточно разнолики. Несколько лет назад особую популярность завоевала «странная» женщина. Затем появилась женщина иного типа – не просто сильная, но и деловая. Именно в таком духе рассуждает герой повести С. Абрамова «Требуется чудо», которого жизнь столкнула с «ярким, говоря казенным слогом, представителем века эмансипации». Александр Павлович считает: деловитость современных женщин не что иное, как метод «самоутверждения дурацкого, а за ним – обыкновенная, простите за грубость, баба, со всеми богом данными ей и только ей началами, как физическими, так и душевными». В своей «притче» С. Абрамов решает проблему просто: «мужик мамонта валит, женщина огонь поддерживает». Так было, так должно быть. В статье же критика Алексея Горшенина, разбирающего в «Сибирских
огнях» повести писателей уже ХХ века: С. Крутилина, Н. Верещагина, Значение указанных проблем, их влияние на разработку темы женской
эмансипации в последующей литературе трудно переоценить. В конечном счете
современный уровень гендерных исследований был обусловлен достижениями
русской и европейской литературы XIX века. П Р И М Е Ч А Н И Я [i] Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. В. 4-х томах. –
|
|